При Колбине постоянно поднимался вопрос о статусе государственного языка. Большинство членов бюро Центрального комитета склонялось к утверждению государственного казахско-русского двуязычия. Было досадно, что среди желающих придать статус государственного обоим языкам нашлись даже ученые-лингвисты. Понятно, почему эту позицию рьяно поддерживали нигилисты, не знающие родного языка и не желающие его учить. Их ряды также были довольно многочисленны. В той ситуации мы получили мощную поддержку со стороны национальной интеллигенции. Хочу отметить, что я был особенно впечатлен гражданским мужеством и научной убежденностью директора Института языкознания, академика Абдуали Кайдарова. Он твердо стоял на той позиции, что государственным языком в Казахстане должен быть только один язык – казахский. Даже когда его дважды вызывали к Колбину, он не поддался нажиму, основываясь на своих железных аргументах. Заведующий идеологическим отделом Центрального комитета Мырзатай Жолдасбеков, ссылаясь на доводы академика и опираясь на все больше растущий перевес в общественном мнении, всячески пытался предотвратить принятие решения бюро о двух государственных языках.
Тем временем Колбин был отозван в Москву, и у нас появились новые возможности. Мы начали доказывать неэффективность нормы о двух государственных языках. На первом же заседании бюро я высказал мысль о том, что в этом случае все граждане должны будут знать оба языка, а это сегодня не представляется возможным, и последствия могут привести к напряженности и конфликтам. Многие члены бюро сразу крепко задумались… Затем мы, осторожно пропагандируя эту позицию через средства массовой информации, содействовали формированию солидарного общественного мнения. Был разработан проект закона о языках. Были рассмотрены различные альтернативные проекты. После многочисленных опросов общественного мнения и долгих дебатов мы пришли к выводу, что казахский язык должен быть единственным государственным языком, с важным условием, что наряду с государственным языком русский язык официально будет использоваться в органах государственной власти и местного самоуправления. На тот момент это было самым оптимальным решением проблемы. Кроме того, был прописан запрет на дискриминацию граждан за незнание того или иного языка. Главным критерием, заложенным в новый законопроект, была глубокая мысль о том, что реальное благополучие нации, чье имя носит республика, не может быть достигнуто за счет ограничения прав и свобод лиц других национальностей. Широкая общественность справедливо признала, что подлинной защитой языка коренной нации является конструктивная мера – правовое закрепление за ним государственного статуса. Наряду с этим шагом тем же законом было гарантировано свободное развитие всех языков. При этом русский язык сохранил за собой роль мощного интеллектуального потенциала каждого народа, каждого человека. Было сказано, что русский язык – неотъемлемая часть нашего культурного наследия, он останется мощным инструментом освоения огромных пластов мировых знаний. Как было сказано выше, в год провозглашения независимости доля русских, русскоязычных граждан в населении страны составляла более 60 %. Как не учесть этого?
Следующая и конечная задача – принять закон.
Безусловно, главной целью будущего закона было возвести казахский язык на подобающий ему пьедестал в жизни страны. Сделать его единственным государственным языком.
Однако… в эту пору всевластие партии уже покатилось вниз по наклонной. Прежнее время, когда просто давалось указание Верховному Совету, ушло безвозвратно. Мы могли добиться результатов только путем объяснения, разъяснения, пропаганды. Ни один язык нельзя сделать государственным только декретом. Суть задачи заключалась в оказании всесторонней финансовой, организационной, научно-методической помощи для становления казахского языка как государственного, а это требует многолетнего упорного труда.
В первую очередь государственный статус казахского языка нужен самим казахам. Они не виноваты в том, что многие из них плохо знали родной язык или не знали его вовсе из-за того, что в прошлом намеренно сокращалась потребность в нем. Введение второго государственного языка ограничило бы казахский язык и углубило бы его фактическое неравенство, что было бы исторической несправедливостью по отношению к казахам. Несомненно, это свидетельствовало бы и о нашем бессилии в устранении последствий прежней имперской политики.