Упование на авторитет рано или поздно завладевает натурой человека, взошедшего на олимп власти. А власть, основанная на авторитете, чувствует себя уверенно только при наличии у подчиненных постоянного тревожного страха. Быть может, главной драмой Кунаева было бы правильнее считать то, что он не заметил, как партия, которой он беззаветно служил верой и правдой, покатилась на свалку истории, а в целом – что он своевременно не распознал начало поражения системы, избравшей социалистический путь развития, в ее соперничестве с другими общественными системами.
Однако любая исходившая с моей стороны серьезная попытка вскрыть ту или иную причину годами копившихся негативных явлений делала только глуше стену возникшего между мной и Кунаевым отчуждения. Любой шаг, не имевший ни малейшего намека на личные качества и достоинства первого руководителя, стал расцениваться как злоумышленное покушение на его авторитет.
В конце концов мы стали дистанцироваться. Мне пришлось конфликтовать с наставником.
Поскольку это такая тема, о которой и вспоминать, и писать нелегко, но в моей автобиографической книге ее никак невозможно обойти, я использую метод повествования от третьей стороны. В книге «Не шелковый путь» Сергей Плеханов так говорит об этом:
«Прошло всего полтора года после назначения, а отношения “первого” и премьера совершенно переменились. Вместо послушной пешки, каким представлял себе главу правительства Кунаев, рядом с ним оказался человек, способный вынести сор из избы. А сора накопилось предостаточно. За годы застоя, одним из столпов которого был верный сподвижник Брежнева, в Казахстане, как и во всем Советском Союзе, произошли столь значительные перемены, что только слепой мог не замечать и игнорировать их. Кунаев слепым не был, напротив, хорошо знал подноготную каждого из более или менее заметных деятелей республиканской номенклатуры. Но исподволь въевшаяся привычка приукрашивать действительность в угоду кремлевским старикам, пуще всего боявшимся волновать “дорогого товарища Леонида Ильича”, стала второй натурой и самого Кунаева, человека, преданно служившего системе, которая его взрастила. Такова была природа власти, сложившейся за годы, прошедшие после смерти Сталина. Правящий слой больше всего хотел спокойствия, а всякий правдоискатель виделся источником нестабильности системы. “Тебе что, больше всех нужно?” – по-простому говорили работяги своему не в меру шустрому товарищу. Более искушенные бюрократы никогда ни деятельному коллеге, ни друг другу такого не сказали бы, зато чувствовали опасность почти звериным чутьем и без всяких слов, одними биотоками создавали поле солидарности, отторгающее смутьяна. “Не мешайте работать!” – сакраментальная фраза, сложившаяся в тесном мирке советских бюрократических закоулков, дожила и до времен демократии. Только теперь ею, как щитом, стали заслоняться от того, кто пожелал бы нарушить корпоративную благодать.
Несмотря на то что Кунаев явным образом показывал свое намерение разделаться с “молодым да ранним”, Назарбаев не испытывал ненависти к своему противнику. Он даже иногда ловил себя на том, что восхищается старым бойцом. Ведь и в самом деле, удивительный тип деятеля возрос в политической реторте, подогревавшейся чистками и массовыми репрессиями.
Назарбаев всеми своими действиями показывал: во главе республики вполне могут стоять два самостоятельных игрока, если будут не враждовать, а сотрудничать. Это была логика прагматика, но она оказалась неприемлема для того, кто большую часть своей жизни посвятил выстраиванию собственной пирамиды власти. У этой фигуры не может быть двух вершин! Нормальную дискуссию он воспринимал как покушение на собственный авторитет. Его поступками руководила логика схватки. Согласно ей, должен остаться только один из противников…»
Конечно, как писатель Сергей Плеханов немного утрировал это противостояние, описал его чуть ли не как борьбу не на жизнь, а на смерть. Хотя суть дела приближалась к этому. Все же я не согласен с его мнением о том, что в руководстве республики стояли два самостоятельных игрока, потому что у меня и в мыслях не было стоять во главе республики наравне с Кунаевым. Высочайший авторитет трижды Героя Социалистического Труда, члена Политбюро вовсе не позволял допускать такие мысли. Мое намерение заключалось лишь в том, чтобы улучшить по возможности наше общее дело, совместно исправить допущенные в работе перекосы. К сожалению, Динмухамед Ахмедович воспринял это как стремление к власти.