Миссис Гарретт якобы ничего не заметила, целиком растворившись в материнском счастье и своей беспорядочной, шумной семье. К моему семнадцатилетию Гарретты растили пятерых мальчиков и трех девочек – Джоэла, Элис, Джейса, Энди, Даффа, Гарри, Джорджа и Пэтси.
Гарретты приехали десять лет назад, и наша мама, глядя в боковое окно, почти всегда раздраженно вздыхала. Слишком много детей на батуте. Велосипеды, брошенные на лужайке. Голубой или розовый шарик в очередной раз привязан к почтовому ящику и болтается на ветру. Шумные игры в баскетбол. Элис с подружками, загорающая под оглушительный рев музыки. Старшие мальчики, обливающие друг друга из шлангов, пока моют машины. Ну или, в крайнем случае, миссис Гарретт, преспокойно кормящая грудью на парадном крыльце или у всех на виду восседающая на коленях у мистера Гарретта.
– Какое бесстыдство! – восклицала мама, наблюдая за соседями.
– Это вполне законно, – каждый раз напоминала Трейси, будущий юрист, откидывая назад платиновые волосы. Она вставала рядом с мамой и наблюдала за Гарреттами из большого окна на кухне. – Судом не запрещено кормить грудью там, где вздумается. Миссис Гарретт ничего не нарушает, вскармливая ребенка на собственном крыльце.
– Но зачем? – недоумевала мама. – Зачем, раз есть смеси и бутылочки? Или, если уж так хочется, почему бы не кормить в доме?
– Мам, она же смотрит за другими детьми. Как и должна, – порой замечала я, встав рядом с Трейси.
Мама вздыхала, качала головой и вместо валиума доставала из шкафа пылесос. Колыбельной моего детства был гул пылесоса, которым мама чертила идеально симметричные линии на бежевом ковре в гостиной. Почему-то линии были маме очень важны, настолько, что порой она включала пылесос, когда мы с Трейси завтракали, потом, когда мы надевали куртки и школьные рюкзаки, медленно двигала его к двери. Когда мы выходили, она двигала его обратно, стирая наши следы и свои собственные. Мама оставляла пылесос за колонной на крыльце, а вечером, когда возвращалась с работы, заносила в дом.
С Гарреттами играть нельзя – это было ясно с самого начала. Мама угостила их обязательной «приветственной» лазаньей и стала откровенно неприветливой. На улыбки миссис Гарретт она отвечала холодными кивками, предложения мистера Гарретта выкосить нам лужайку, убрать листья или снег отвергала сдержанным: «Мы вызываем уборщиков, но все равно спасибо!» В итоге Гарретты махнули на нас рукой. Жили мы бок о бок, и когда я поливала мамины цветы, кто-то из младших Гарреттов то и дело проезжал мимо на велосипеде, но избегать встреч оказалось несложно. Дети Гарреттов учились в государственных школах, мы с Трейси – в Ходжесе, единственной частной школе в нашем маленьком городке в штате Коннектикут.
Мама не знала и категорически не одобрила бы то, что я наблюдала за Гарреттами. Постоянно. За окном моей спальни есть плоский участок крыши с невысокой оградой. Даже не балкон, а скорее козырек. Он притаился меж двумя коньками крыши, не виден ни с переднего двора, ни с заднего и смотрит на правое крыло дома Гарреттов. До их приезда я любила сидеть там и думать. После их приезда я полюбила там мечтать. Вместо того чтобы лечь спать, я вылезала на козырек и смотрела на горящее окно, за которым миссис Гарретт мыла посуду, в то время как один из младших детей сидел рядом на столе. Или мистер Гарретт в шутку боролся со старшими сыновьями в гостиной. Или свет загорался там, где спал младенец, и мистер Гарретт или миссис Гарретт ходили туда-сюда, потирая поясницу. Я словно смотрела немое кино о жизни, совершенно не похожей на мою.
С годами я осмелела и порой подсматривала за соседями даже днем, после школы, скрючившись у грубого конька крыши. Я гадала, кого из Гарреттов как зовут: имена-то я знала по крикам из-за двери-ширмы. Задача оказалась не из легких, ведь все Гарретты были худощавыми шатенами с оливковой кожей – словно представителями особой породы.
Легче всех опознавался Джоэл, самый старший и спортивный. Его фото частенько печатали в местных газетах вместе с сообщениями о спортивных успехах – я знала его черно-белым. Следующая по возрасту, Элис, красила волосы в невероятные цвета, а одевалась так, что постоянно нарывалась на замечания миссис Гарретт. Элис я тоже опознавала. Джордж и Пэтси – самые младшие. А вот трех средних братьев, Джейса, Даффа и Гарри я путала. Я почти не сомневалась: старший из них – Джейс, но означало ли это, что он самый высокий? Дафф вроде бы считался умницей, участвовал в конкурсах грамотности и в шахматных турнирах, хотя не носил очки и ботана ничем не напоминал. Гарри был ходячей проблемой. «Гарри, как ты мог?!» – слышалось то и дело. Энди, средняя девочка, вечно где-то пропадала. Когда наступала пора ужинать или садиться в машину, ее звали дольше всего: «Эннннннннннндиииииииии!» С тайного наблюдательного пункта я искала во дворе Энди, гадала, что на этот раз выкинул Гарри, или дивилась чумовому прикиду Элис. Гарретты стали для меня сказкой на ночь. В ту пору я и не помышляла о том, что однажды в ту сказку попаду сама.