Чтобы подкрепить это утверждение свидетельствами, тем более что они вполне уместны в моих воспоминаниях, я позволю себе рассказать несколько незначительных, но забавных приключений, случившихся со мной под землей.
В 1920 году, вскоре же после окончания Первой мировой войны, только что демобилизовавшись, я возобновил свою подземную деятельность, прерванную войной на четыре года. Однажды под вечер я оказался в Тарасконе. К ночи я дошел до скал Судур и около полуночи расположился на ночлег под навесом пещеры Прадиер, находящейся над большой горной осыпью.
Добравшись до пещеры, я стал свидетелем всегда яркого и поразительного зрелища — ночной грозы в горах. Раскаты грома эхом отдавались в глубине пещеры, и казалось, все дьяволы преисподней собрались здесь под гулкими сводами.
К двум часам ночи гроза прекратилась, и природа успокоилась. Я собрался уже спать, как вдруг услышал шаги на осыпи и шум посыпавшихся камней. Удивленный и встревоженный, я заметил, что шаги приближаются и поднимаются к пещере. Человек или животное? Пока я искал ответа на этот вопрос, шум все приближался, и вдруг неожиданно в торжественной тишине ночи послышалось звонкое чиханье, несколько сдержанное, окончательно поразившее меня, так как я понял, что приближается человек. Тут я вспомнил, что несколько часов назад в Тарасконе я делал кое-какие покупки в бакалейной лавочке-буфете и, разговаривая с бакалейщиком, задал ему два-три вопроса, чтобы уточнить дорогу, сказав, что намерен переночевать в пещере Прадиер. В лавочке находилось несколько человек, на вид — настоящие бандиты, закусывавшие в уголке. Намерения человека, поднимающегося к пещере в два часа ночи, по-моему, не вызывали сомнений; конечно, кто-то из вчерашней компании собирается застать меня врасплох в моем подземном убежище и ограбить. В ту же минуту, когда грабитель замер, напуганный собственным несвоевременным чихом, я услышал шаги еще нескольких человек, поднимавшихся по осыпи. Значит, сделана засада, причем в таком месте, где у меня не остается шансов на спасение.
Пробираясь на ощупь в полной темноте между камнями, рискуя сломать шею, я добрался до глубины пещеры и затаился. Когда немного рассвело, я отважился выйти.
Через минуту я уже был в центре первого зала, немного успокоился и стал внимательно прислушиваться к малейшему шуму, присматриваясь к любой подозрительной тени. Вдруг из-за камней показалось одновременно несколько неясных фигур, во всю прыть бросившихся удирать, так что эхо раздалось под гулкими сводами.
К счастью, это было последнее волнение за всю беспокойную ночь, так как я понял, что просто четыре овцы нашли убежище в пещере. Именно их приближение, их подъем по щебню напугали меня. Что касается чиха, нагнавшего на меня столько страха, то в эту ночь я убедился на собственной шкуре, что овцы кашляют и чихают совсем как люди!
Описанная мной тревожная ночь относится к 1920 году. А через десять лет я пережил другое ночное приключение, на этот раз не в пещере, а в жалкой пастушьей хижине, затерянной на высоте двух тысяч метров в массиве Мон-Моди. Сюда я пришел один, чтобы попытаться разгадать гидрогеологическую загадку Тру-дю-Торо — ключевую проблему, связанную с истоком Гаронны. После скитаний по горам с наступлением ночи я расположился на ночлег в бедной избушке поблизости от Тру-дю-Торо.
Скорчившись на затхлой подстилке из хвои, я пытался во сне забыть неудобства, выпавшие на мою долю. Предвиделась очень неприятная ночь, так как на дворе было весьма холодно. Все же убаюканный вечным монотонным завыванием водопада Тру-дю-Торо, я погрузился в сон, как вдруг посреди ночи внезапно пробудился. Кто-то изо всей силы дергал никуда не годную расшатанную и плохо пригнанную дверь моего убежища, которую я запер при помощи ледоруба. Приход ночного посетителя в одну из очень малочисленных хижин в массиве Маладета — уже само по себе достаточно удивительное событие. По силе рывков я решил, что это должен быть арагонский пастух, а может быть, заблудившийся путник. Потревоженный среди сна, я поднялся на своем ложе и громко спросил: «Кто там?» Мой вопрос, повторенный по-испански, остался без ответа.
Дверь перестала сотрясаться, все вновь погрузилось в тишину. Недоумевая, я уже начал спрашивать себя, не приснилось ли мне все это, когда дверь вновь начала сотрясаться, на этот раз дольше и еще более свирепо.
Настойчивость и упрямое молчание того, кто пытался ко мне вторгнуться, — вещи малоуспокоительные, и я решил в свою очередь действовать внезапно и бесшумно. Одним прыжком я вскакиваю на ноги, хватаю ледоруб, вторым прыжком распахиваю дверь, но там никого нет. Цепи гор купаются в сиянии полной луны, воздух морозен, все неподвижно, горы погружены в глубочайший покой. Поблизости нет ни дерева, ни камня, за которые мог бы спрятаться человек. Инстинктивно я обхожу вокруг хижины, держа ледоруб наготове, — там тоже никого нет, все совершенно пустынно. Взволнованный, я вновь ложусь, не переставая спрашивать себя: кто же все-таки дважды дергал мою дверь и сразу куда-то исчезал? Я начинаю думать, что это был медведь — животное, еще встречающееся в Центральных Пиренеях.