Согбенный под бременем прожитых лет доктор Капитан, дрожа от холода, положил мне руку на плечо и взволнованно поблагодарил меня, подобно тому как в 1912 году Картальяк благодарил братьев Бегуен.
— Дорогой друг, — сказал он, — благодаря вам мы пережили у этих статуй, самых древних в мире, бесценные минуты, и перед нами на миг воскресла жизнь давно прошедших времен. Картальяк часто говорил, что готов отдать десять лет жизни, чтобы провести один час с мадленцами: в моем возрасте нельзя позволить себе такой щедрости, но, знаете, ведь мы только что пережили этот заветный час.
В свою очередь я тоже был взволнован и не знал, как и благодарить ученых, съехавшихся издалека, чтобы осмотреть и изучить пещеру Монтеспан. С трудом поборов свою врожденную застенчивость и набравшись храбрости, чему помогал, конечно, окружающий полумрак, я проговорил:
— Я могу, если хотите, попытаться еще усилить атмосферу первобытных времен, царящую здесь.
Полуобнаженный (на мне не было ничего, кроме купальных трусов) и, надеюсь, достаточно хорошо сложенный и мускулистый, чтобы сыграть роль мадленского охотника, я попятился на несколько шагов, поднялся на земляной приступок, выпрямился и огласил своды бесконечным и звучным анильхетом, древним кличем арьежских пастухов, этим долгим призывом, который теперь почти нигде уже не услышишь и который напоминает знаменитую ирринтзину басков. Это резкий вопль, который медленно замирает. Дикий характер придает ему тремоло, которое гортань производит на слоге «хи» сразу же после начального оглушительного крика. Все заканчивается безумным визгом, подобным хохоту гиены. Изо всех сил я дважды повторил мой «доисторический клич» и спустился с возвышения.
В другом месте и при других обстоятельствах эта сцена могла бы показаться натянутой и смешной, но к концу нашего паломничества к святыням первобытного человека, на фоне пещеры, где находились самые древние статуи в мире, могу сказать, что мое представление нашло отклик в душе людей, посвятивших себя изучению первобытной истории.
Доктор Капитан, человек колоссальной эрудиции, обладавший исключительной памятью, согласился с тем, что клич анильхет, который он никогда раньше не слышал, вполне мог дойти до нас из доисторических времен, и процитировал Пьера Лоти, написавшего в своем романе «Ра-мунчо», что крик пиренейских горцев «восходит к бездне веков…».
Глава четырнадцатая
На перепутье
Открытие пещеры Монтеспан наделало много шума. В прессе появились многочисленные и иногда совершенно неожиданные комментарии. Медведь и львы Монтеспана удостоились внимания журналистов, которые в статьях на эту тему стремились перещеголять друг друга.
Правда, дело происходило в августе, в мертвом для журналистов сезоне, когда они, так сказать, отправляются на ловлю «морского змея». В жаргоне американских репортеров есть это красочное выражение, прекрасно характеризующее их профессиональное занятие, направленное на то, чтобы привлечь, отвлечь и даже возбудить внимание читателей, притупленное каникулами и отсутствием сенсационных сообщений. Они стараются «заставить льва рычать», подобно тому как укротитель громкими ударами бича пытается заставить зарычать своих слишком молчаливых и пассивных хищников.
Таким образом они заставили «рычать» львов и «ворчать» медведя Монтеспана. Одна в то время популярная, но с тех пор прекратившая свое существование парижская ежедневная газета написала крупным шрифтом на первой странице: «Юный пастух, преследуя форель, ныряет в подземный поток и открывает медведя и львов, которым по 20 000 лет!»
К счастью, мадленские скульптуры более серьезно, долго и тщательно изучались специалистами по доисторическому периоду. Но даже здесь не обошлось без преувеличений и неожиданных интерпретаций некоторых археологов, обладавших избыточным и необузданным воображением. Один ученый, известный своими смелыми гипотезами и запутанной книгой под названием «La Préhistoire par les Etoiles» («Предыстория по звездам»), изучал медведя Монтеспана по гротографии. Исходя из расположения отверстий, нанесенных стрелами, которые были видны на статуе сбоку, он взялся утверждать, что эти черные точки представляют созвездие Большой Медведицы и, следовательно, сама статуя медведя связана с астрономическими наблюдениями наших предков и стоит у колыбели астрономии как науки.