Я помню наш цикл "Кто владеет Эриком Уайтторном?", в котором мы предали гласности историю о том, как некая миссис Уайтторн подала в суд на правительство за попытку призвать в армию ее восемнадцатилетнего сына Эрика. Она утверждала, что пока Эрику не исполнится двадцать один год, он принадлежит ей, и правительство не имеет права забирать его у нее. Мы с Ши старались как можно подробнее осветить это событие, поскольку хотели, чтобы люди всерьез задумались над тем, кому принадлежит восемнадцатилетний человек: себе. Своей матери или Пентагону.
Увы, Эрик, как и многие молодые люди, не желал быть орудием идеализма в руках матери, и положил конец дебатам, добровольно записавшись в Армию. (Сын Мэйдэлин Марри тоже взбунтовался. Не желая играть роль тарана, когда она штурмовала цитадель Организованной Религии). Нам пришлось прекратить дебаты, когда Эрик надел военную форму и отправился выжигать напалмом низкорослых малайцев. Надеюсь. Что некоторые читатели "Плэйбоя" тех лет до сих пор время от времени задумываются, принадлежат ли люди самим себе, родителям, или же кафкианским лабиринтам Пятистенного Замка на Потомаке. Под влиянием черной магии в коллективном бессознательном большинство людей (как я подозреваю) по-прежнему считаем, что Пентагон буквально "владеет" ими и их отпрысками, а сами они "должны" деньги Ирландской Республиканской Армии.
В основном, работая "Плэйбой Форум", мы с Ши занимали либеральные позиции (как и Хефнер, который иначе просто не учреждал бы ни Фонд, ни Форум), но зачастую, как в случае с миссис Уайтторн, мы заходили чуть дальше и соскальзывали в своеобразную анархо-пацифистскую пропаганду. Разумеется, это всегда было "мнение читателя", а не точка зрения "Плэйбоя". Некоторые из этих "читателей" впоследствии прославились, когда мы их вывели персонажами в трех романах "Иллюминатуса!"...
Вспоминая о моих грехах, каюсь, я пристрастил Ши к марихуане. В то время я пристрастил к ней многих людей. Я совершал это с миссионерским рвением, но сейчас, когда я оглядываюсь назад, то понимаю, что в то время этим занимались многие другие сотрудники "Плэйбоя". Возможно, правильнее будет сказать, что я способствовал тому, что Боб подсел на травку.
Однажды по случаю мы раздобыли классную травку из Таиланда, и завели глупейший разговор о жизни.
"Что ты сказал?" - спрашивал Ши, напряженно внимая моим словам, как в свое время ученики внимали Сократу...
Я силился вспомнить и разгадать эту непостижимую тайну, но среди миллионов новых ощущений и потока космических озарений забывал о вопросе, еще не успев найти на него ответ. "Что... ты... сказал?.." - медленно переспрашивал я, пытаясь более или менее сосредоточиться.
"Я сказал... э-э...". Он затихал, пытаясь вспомнить что-то очень важное. - "Э-э... что ты... э-э... только что сказал?"
И в таком же духе мы беседовали, казалось, на протяжении целых юг, а может быть даже и кальп, как говорят в индуизме. В эту ночь родились "Острова Микроамнезии" в "Иллюминатусе!". Возможно, в результате похожей ночи появились "Воды Лотоса" в гомеровской "Одиссее"?
В одну из таких пятниц, когда мы с Бобом сидели в нашем любимом баре, опрокидывая стаканчики с традиционной "Кровавой Мэри" и уплетая традиционный жареный арахис, в наш разговор вмешался священник, сидевший за соседним столиком. Вскоре он пересел к нам, а чуть позже я понял, почему разговор настойчиво сворачивает на тему платонического идеала истинной любви между философами. Тогда я решил позабавиться. Я сказал, что должен вернуться домой пораньше, и бросил Боба на произвол судьбы. Через полчаса я был уже дома и снимал ботинки, когда зазвонил телефон. Ши, с благоговейным страхом в голосе - словно кто-то на его глазах только что принес в жертву черного козла, спрашивал на том конце провода: "Тебе не кажется, что священник гомосексуалист?"
Я признался, что у меня возникли такие подозрения. "Такой же голубой, как небо", - ответил я. Считая. Что выбрал удачное сравнение.
"О Боже, - сказал Ши. - Неужели это и вправду возможно?"
"А почему ты, собственно говоря, мне звонишь и спрашиваешь об этом?"
"Он постоянно говорит о том, что только интеллигентные мужчины могут по-настоящему любить друг друга".
Ши стал менее наивным всего через несколько месяцев после этого случая. Поскольку значительная часть работы в Фонде требовала консультаций в институте Кинси. Я считаю тот случай нетипичным и, надеюсь, он не характеризует Боба как полного идиота, пусть даже это произошло тридцать лет назад (когда Церковь бесстыдно отрицала все похождения своих служителей и запугивала средства массовой информации, не разрешая предавать огласке дела, которые передавались в суд). Но в этой истории проявилось крайне типичное для Боба Ши простодушие, с которым он во многих отношениях так никогда и не расстался.
Наверное, в молодости Боб Ши не поверил бы, что Рой Кон, сделавший карьеру на выдворении гомосексуалистов из правительства, сам вел активную гомосексуальную жизнь. Ши потребовалось много времени, чтобы узнать, сколько лжи существует в этом мире, потому что сам он всегда был честен.
Он считал, что духовные лица, которые проповедуют половое воздержание, практикуют это воздержание. В первый год нашей дружбы - это был 1965 год он даже считал, что политики, называющие себя либералами, думают и действуют либерально.
Как бы там ни было, этот фланирующий священник стал причиной столь глубоких наших размышлений, что, в конце концов, стал персонажем бессмертного "Иллюминатуса!" - падре Педерастией.
Примерно тогда же, когда мы познакомились со священником, Ши признался, что оставался католиком почти до 28 лет. Если не считать потрясения, которое он испытал, узнав о существовании духовных лиц с гомосексуальными наклонностями, Боб не производил впечатления человека, недавно освободившегося от гнета католического ментального контроля, и мне так никогда и не удалось понять, как он мог оставаться в этой церкви столь длительное время. (Разочаровавшись в католицизме, как и Джеймс Джойс, в четырнадцать лет, я считал. Что все интеллигентные люди делают это примерно в том же возрасте...) Ши никогда не объяснял, что держало его в лоне этой церкви так долго, но зато однажды с горечью поведал, отчего с ней порвал.
Оказывается, его первая жена вскоре после свадьбы стала совершенно безумной. После долгих мучений и консультаций с психиатрами, Боб окончательно смирился с мыслью, что женился на человеке, неизлечимо больном шизофренией. Он посчитал, что это выше его сил и попытался добиться постановления о признании брака недействительным. Так он попал на прием к монсеньеру.
К ужасу Ши, ни заключение психиатров, ни прочие документы, ни само церковное право к беседе с монсеньером не имели никакого отношения. Монсеньера интересовало только одно: какую сумму наличными готов выложить Ши за признание брака недействительным. Ши назвал сумму, которую мог выложить молодой человек, только начинающий работать в плохоньком журнале - бледной копии "Плэйбоя". Монсеньер отправил его домой и велел хорошенько подумать, как зарабатывать больше денег. Конец беседы.
Ши добился гражданского развода и с тех пор ни разу не ходил в католическую церковь. Однако когда я впервые его узнал (лет через пять или шесть после отхода Боба от Церкви), он считал аборт преступлением, но не подозревал о существовании священников-гомосексуалистов. Он многому научился в те бурные шестидесятые. Причем научился быстро. Его либерализм развеялся, как дым, под натиском штурмовых отрядов Дэйли. И он пополнил когорту таких же безудержных анархистов, как я.
Помню как-то вечером мы все вместе (Боб, его вторая жена Ивонна, Арлен и я) смотрели по телевизору картину "Франкенштейн встречается с человеком-волком". Тогда на телевидении еще была разрешена реклама сигарет, и в тот вечер шел рекламный ролик, в котором два актера, удивительно похожие на Барби и Кена, прогуливались по лесу, наслаждаясь видом красивого водопада. Когда они закурили, голос за кадром произнес: "С "Салемом" можно уйти из леса, но "Салем" - это всегда дыхание леса". Наверное, этот ролик должен был вызвать у нас ассоциацию "курить Салем ( дышать свежим лесным воздухом". Как только реклама закончилась, на экран вернулся Лон Чейни и начал молча страдать (помните его выразительные глаза?), превращаясь в волка. "Человек может выйти из тьмы, - торжественно продекламировал я, - но человек - это всегда потемки". Как большинство моих фантазий, эта тоже провалилась в дыру моей памяти, и я тотчас же о ней забыл.