Конечно же, я боялась, что сломаюсь, когда увижу Пиа. Итак, я решила, что самое лучшее — остаться и рано или поздно получить развод. Но Петер не собирался так просто возвращаться в Америку. Он жил в Англии в доме Сиднея Бернстайна, откуда слал мне письма, спрашивая, почему мы не можем встретиться. В ответ я тоже писала письма, но все это был просто ад... ад...
«Милый Петер!
Во-первых, я не испытываю ненависти к тебе. Как ты мог поверить этому? Никто не пытается заставить меня ненавидеть тебя, да ни у кого бы это и не получилось. Петер, дорогой, не переживай так. Находясь в одиночестве, ты много нафантазировал. Я не собираюсь отбирать у тебя Пиа. Как ты мог подумать, что я могу быть такой бесчеловечной — захочу лишить тебя сразу обеих твоих малышек? Если ты разрешишь ей приехать ко мне на каникулы, я буду тебе благодарна. Для нее, я думаю, это тоже будет хорошо.
Не думай, что Роберто так жесток, что хочет убить тебя. Естественно, он сходит с ума, переживает из-за обстановки, созданной газетами, которые пытаются просто погубить его. Он знает, что ты, Кей Браун и «РКО» постоянно сплетничаете у него за спиной, выставляя его просто свиньей. Из-за меня он потерял свой престиж — и человека, и художника. Каждый день я получаю вырезки из американских газет, они так смехотворны и несправедливы по отношению к нему. Ты помнишь, какие прекрасные отзывы получил он в Голливуде после «Пайзы»? Помнишь, как мы прозвали его «маленьким гигантом»? А теперь они утверждают, что он не мог сделать такой фильм, что Бёрстин просто-напросто смонтировал кучу невероятных хроникальных кадров. И «Открытый город», оказывается, тоже не его работа! Они говорят, что Роберто жил на деньги Анны Маньяни, хотя на самом деле он отдал ей 100 процентов гонорара за картину «L’Amore». Я никогда не слышала о более щедром подарке актрисе.
Здесь, в Италии, он потерял друзей, возможность работать. После стольких лет, прожитых со мной, ты можешь понять, как мы, будто беспомощные животные, обреченные на страдание, мучаемся, читая всю эту писанину, призванную просто убить нас. Я чувствую, что мы обязаны сломать это, остановить бесконечный поток оскорблений. Мне очень жаль, но фильм еще далек от завершения. Боюсь, это вообще не случится. Слишком много проблем — личных и профессиональных.
Ты говоришь, что защищаешь меня, но тебе не кажется, что и я защищаю тебя? Или ты считаешь, что я превратилась в монстра?
Согласна, что тебе надо быть вместе с Пиа, когда объявят о разводе. Нас, как ты понимаешь, долго не будет в Риме. Пока мы все страдаем и ждем. Если же произойдет еще одна встреча, мы разорвем сердца друг другу и расстанемся в отчаянии.
Я напишу тебе, напишу Пиа. Но, чтобы окончательно не сойти с ума, давай попытаемся порвать сразу и думать только о будущем. Я, естественно, не хочу еще одного скандала. Самое лучшее, если все будет решено без шума и по-дружески.
Не переживай за меня, дорогой. У меня все будет хорошо, вот увидишь. Попытайся вспомнить того Роберто, с которым ты впервые встретился в Голливуде. Я вижу в нем так много хорошего. Он, как и все остальные, делает ошибки. Может быть, он и сейчас не во всем прав, но ведь он чувствует себя как раненое животное.
Подумай о собственном будущем. Твоя работа так важна и необходима. Если хочешь, оставайся в доме (пока не кончатся деньги!). Или переезжай туда, где удобнее работать. Все, что есть у нас в Калифорнии, принадлежит тебе и Пиа. Поезжай быстрее домой, поезжай к ребенку и собаке. Посиди подольше в парилке, ты ведь считаешь ее лучшим средством от недугов. Множество людей проходят в жизни через большие страдания, но они продолжают жить и порою выходят из них лучше и чище, чем были. Время лечит раны, а я всегда твоя.
Кэтт».
Она переживала за Петера, но она была влюблена. Она работала с человеком, которого любила. Они находились на безлюдном острове, и каждый день им светило солнце. Все выглядело вполне романтично. Однако список благотворительных пожертвований, сделанных Ингрид в эти месяцы, показывает, как ничто другое, истинное положение дел на острове:
«Двум церквам на Стромболи — 50 000 лир; пожертвование на починку испорченного невода — 20 000 лир; на одежду двум детям — 70 000 лир; больничные расходы за горничную — 15 000 лир; деревянный мужской протез — 30 000 лир; лежачей больной — 10 000 лир; одинокой женщине с несколькими детьми — 20 000 лир; глазная операция у ребенка — 30 000 лир; свечи, сигареты для интернированных, деньги для детей в лагере на Фарфе, где снимался фильм. Взнос на похороны одного из членов съемочной группы, умершего на вулкане, — 60 000 лир [он надышался испарениями и умер от сердечного приступа. — А. Б.]; участие в помощи его семье — 600 000 лир».