В «Книге» она написала о своем первом режиссере:
«Эдвин почти не объясняет, что мне нужно делать, считая, что, обладая такой «наглостью и смелостью», я смогу справиться с ролью сама. «Я ничего не могу с тобой сделать, — говорит он. — Потому что ты всегда критикуешь все, что я делаю, и постоянно во все суешь свой нос»».
По-видимому, он имел в виду сцену с Толли Зельман.
По сюжету мне надо было войти в рыбный магазин и встать в очередь у прилавка. Продавщицу рыбы играла одна из прекраснейших шведских комедийных актрис Толли Зельман. Она заворачивала рыбу в газету для покупателя, стоящего впереди меня. Понаблюдав за ней, я подошла к прилавку и сказала: «Знаете, это делается не совсем так. Я вам покажу, как с ней управляются на рынке. Надо положить рыбу вот сюда, отвернуть край бумаги, затем подвиньте ее на край и вот так заворачивайте. Понятно?» Я улыбнулась актрисе и вернулась на свое место. Наступило долгое молчание, после которого Толли Зельман громким голосом спросила: «Кто она такая?» В ту же минуту я поняла, что действовала необдуманно; указывать актрисе —не мое дело. Я начала покрываться краской. Эдвин, как мне показалось, издал нервный смешок и произнес: «Эта молодая девушка — из начинающих». «0, — сказала Толли. — Неплохо начинает, не так ли?»
Но, несмотря на то что я повсюду совала свой нос, к концу съемок мы с Эдвином стали большими друзьями.
После первого же фильма и дирекции, и продюсерам шведской киностудии стало ясно, что у них появилась молодая актриса, обладающая огромными возможностями.
Густав, Карин Свэнстром, Эдвин, Ивар Йохансон — все убеждали ее пересмотреть планы на будущее. Зачем оставаться в Драматической школе, если на киностудии у нее есть масса шансов проявить себя? Это тот наикратчайший путь к успеху, который в Драматической школе немыслим. Эти советы, в общем-то, совпадали с ее собственными мыслями. В конце концов, академическая сцена уже наглядно продемонстрировала преимущества старшинства перед актерскими способностями.
В «Книге» она писала:
«Мне предложили контракт с гонораром 75 крон (7 долларов 50 центов) ежедневных и 5000 крон (500 долларов) в первый год работы, 6000 крон — во второй и 7500 крон — в третий. 2000 крон в год будут забирать частные уроки. В моем распоряжении будет оставаться весь гардероб, которым я пользовалась в фильме. Кроме того, они, если смогут, будут давать мне возможность играть в театре. Могли бы вы отказаться от такого контракта? Но мне вовсе не хочется отказываться от театральной карьеры».
В августе Ингрид попросила о приеме директора Королевской драматической школы. Беседа не прошла безболезненно.
— Вы говорите, что хотите оставить Школу и работать в этих бегущих картинках? — спросил Улоф Муландер ледяным тоном.
Ингрид была готова к такому уничижительному отношению.
— Возможно, вы правы относительно того, что касается кино, господин Муландер. Я знаю, что значение его не так уж велико, но для меня это самый короткий путь. Я снимусь в паре фильмов, сделаю себе пусть небольшое, но имя, а потом вернусь в Школу заканчивать обучение. Тогда, может быть, я смогу получить небольшую роль типа той, которую предложил мне мистер Шёберг.
На Улофа ее доводы не произвели ни малейшего впечатления.
— Сейчас вы будете слушать меня, мисс Бергман, — произнес он диктаторским тоном, в котором не было ни грана симпатии. — Должен признать, что у вас есть талант. Но если вы теперь уйдете в кино, вы его погубите. Если останетесь здесь, то со временем можете стать хорошей актрисой, возможно, великой актрисой. Но вы не сможете достичь успеха ни в кино, ни где бы то ни было, потому что у вас нет профессиональных навыков, необходимых для любого рода искусства. Вы пока что не в состоянии управлять своими жестами, голосом, эмоциями. Вы ничего не знаете о жизни. Всему этому вас научат здесь в течение двух лет.
Все попытки Ингрид прийти к какому-либо компромиссному решению были высокомерно отвергнуты. Она была глубоко расстроена. Ведь она шла к нему.
чтобы обсудить свою ситуацию, а он обращался с ней как с глупенькой школьницей.
— Мне очень жаль, но решение мое твердо, — упрямо повторила Ингрид.
Последовала небольшая пауза, следом за которой разразилась настоящая буря. Улоф Муландер допустил самую что ни на есть роковую ошибку, пытаясь запугать ее.
— Вы приняли решение? Нет, барышня, вы не оставите нашу театральную школу. Вы всего лишь студентка. Я запрещаю вам уходить. Понимаете? Я запрещаю.
Наступившая пауза тянулась довольно долго, пока вечно смущавшаяся Ингрид не сделала свой первый шаг на пути отстаивания собственной независимости.