Я глубоко вздыхаю и на следующее утро опять спускаюсь в холл. Объясняю, что «Табачная дорога» мне не очень подходит, и прошу порекомендовать что-нибудь более американское. Ну конечно же, пожалуйста. Надо посмотреть Раймонда Мэсси в пьесе под названием «Авраам Линкольн». Американец с головы до ног. Я предпринимаю вторую попытку и еле-еле высиживаю до конца спектакля, поскольку снова не понимаю ни слова. Герои говорят на языке середины XIX столетия, ничего общего не имеющем с языком, который я слышу в кино. Если так пойдет дальше, по приезде в Голливуд мне придется объясняться знаками.
Я запаниковала и кинулась к Кей Браун. Она расхохоталась, но потом подумала и выбрала для меня несколько пьес. Я наконец начала понимать смысл услышанных слов. Но даже Кей была обеспокоена моим произношением и вообще моими познаниями в английском.
В течение двух нью-йоркских недель каждый день неутомимой Ингрид Бергман был заполнен просмотром фильмов и пьес. А однажды утром автобус подвез ее ко Всемирной выставке, где, начав в девять часов осмотр экспонатов, она закончила свою экскурсию только к одиннадцати вечера.
К тому времени Кей Браун получила от Дэвида Селзника распоряжение о том, какой линии поведения следует придерживаться с Ингрид Бергман: «У меня сегодня состоялась беседа с Джеком Уитни по поводу нового имени мисс Бергман, и я попросил его обсудить это с тобой. После разговора с ним мне пришло в голову еще несколько мыслей.
Я подумал, что тебе нужно узнать у сведущих людей, насколько популярна ее фамилия за границей. Ничего страшного, если там она будет известна под своим настоящим именем, а здесь мы дадим ей новое. Думаю, ничего особенного в этом не будет, но все равно проверь этот момент.
Если мы изменим ее имя лишь для одной части света, то придется отказаться от идеи какого-либо изменения в его написании, поскольку я не думаю, что Ингрид Бергман достойная замена. Ингрид Берримэн намного лучше, хотя это тоже не то имя, которое может принадлежать звезде.
Ингрид Линдстром, пожалуй, слишком трудно для запоминания. Наверное, самое лучшее — дождаться, когда она приедет сюда, как ты сообщаешь в первом абзаце своего письма. Скорее всего, нам не стоит задолго до ее прибытия устраивать большую рекламу, на это есть несколько причин, включая и ту, что мы можем вызвать негодование контрактом с еще одной иностранной актрисой, особенно после ажиотажа с Вивьен Ли. Кроме того, импорт актеров достиг такой степени, что американская публика просто возмущается, когда они появляются на экране. Попробуем дать ей возможность предстать перед публикой в духе Хеди Ламмар, ставшей открытием после появления в «Алжирцах». Это лучше, чем разрекламировать ее до съемок.
А лучше всего будет, если мы ее тихо привезем на студию, включим в работу над картиной, представив ее в рекламе так, как бывает с любой неизвестной актрисой, играющей главную роль, а потом, когда картина будет снята, организуем восторженный прием.
Если руководствоваться такими соображениями, то, думаю, лучше избежать интервью с ней на корабле. Пусть она приедет в Лос-Анджелес незаметно, что даст нам возможность обговорить, как только она прибудет на студию, вопрос о замене ее имени».
Кей и я сели в поезд на Лос-Анджелес. Он шел через всю Америку. Приехав, мы не обнаружили на платформе встречающего нас Дэвида Селзника. Я по глупости думала, что он кинется нам навстречу с распростертыми объятиями. Мне казалось, что я могла рассчитывать на это, проделав такой долгий путь из Швеции и такое длительное путешествие через всю Америку. Но мистера Селзника на платформе не оказалось. Там стоял лишь представитель рекламы, который усадил нас в автомобиль и доставил в Голливуд, прямо в дом Селзника. Здесь я должна была пробыть день-два. Вообще-то чета Селзников не имела привычки оставлять у себя приезжего актера или актрису. Видимо, Айрин просто пожалела бедную беззащитную, наивную девушку из Швеции, которая была совершенно беспомощна, плохо говорила по-английски и способна была просто потеряться в отеле «Беверли-Хиллз».