Это меня страшно обрадовало.
— Пять раз! Вам он так понравился?
— Совсем не понравился. После первых пяти минут я не мог выносить это дальше и вышел. Они вырезали все. мои лучшие куски, там не осталось никакого смысла. Потом я вернулся. Подумал, что надо все-таки досмотреть его до конца. Снова немного посмотрел и вышел. Мне понадобилось пять попыток, чтобы просмотреть весь фильм. Вот так он мне понравился!
у Ингрид Бергман существовала своя система оценки.
«Это был мой первый цветной фильм. Мы работали 12 недель в горах и 12 недель на студии. «Парамаунт» истратил 3 миллиона долларов. Съемки доставляли мне колоссальное наслаждение, особенно участие в них Гари Купера. Плохо только, что мое радостное состояние заметно на экране. Видимо, я была слишком счастлива, чтобы правдиво сыграть трагический образ Марии».
Ингрид частенько открывала свою «Книгу». Но до конца 1943 года она была слишком занята. Последние 12 страниц остались пустыми.
Ингрид надеялась встретиться вскоре с Гари Купером и Сэмом Вудом в работе над «Саратогской железнодорожной веткой». Она писала в те дни Рут Роберто:
«У меня есть новости, которые, я думаю, покажутся тебе интересными. После того как я отправила телеграмму Дэвиду, он мне позвонил. От сценария «Саратоги» он не в восторге, но книга ему понравилась. Поэтому сценарий нужно было срочно подработать. При этом он совершенно не мог понять, как студия «Уорнер» смогла представить меня в роли Клео Дюлейн, когда она просто создана для Вивьен Ли. Он жаждал спасти всех от неминуемого позора, не разрешая мне сниматься. У меня ведь нет властности: Я не могу выглядеть развратной! Я просто не смогу произнести такой текст!
Но я стояла на своем. Он умолял меня представить, что будет с моей репутацией, если после Марии я решусь играть Клео. Он сказал, что позвонит мне на следующий день, а тем временем собирался встретиться с Вудом (который подписал контракт). Он позвонил, надеясь на то, что я все-таки не решусь. Но нет, я стала убеждать его, что он трус, а я никогда не была и не буду трусихой, даже если мне нужно будет играть роль, предназначенную Вивьен Ли. Неужели ему хотя бы не интересно будет увидеть, как я это сделаю? Если он не в состоянии представить, как я буду произносить такой текст, я это продемонстрирую. Разве все это не любопытно? Я не собираюсь удивить только его, я хочу удивить всю нацию, если она имеет что-то против моего выступления в этой роли.
Конечно, Сэм знал, что я была не Вивьен. Но если те, кто вкладывает в это дело деньги, рискуют, то почему бы не сделать то же Дэвиду? Если бы я могла оказаться рядом с ним, чтобы он увидел эту походку, жесты, мимику, услышал манеру говорить, почувствовал бы, на это я способна, вот тогда я бы переубедила его. А телефон превращает меня в мямлю. Во всяком случае, он поговорил с Вудом. А Сэм Вуд сказал, что я так хороша, что смогу сделать все! Он очень хотел, чтобы я снималась. Дэвид не сумел бы выдумать такую историю, значит, так все и было. Ну разве он не прелесть — дорогой малыш Сэмми?
Дэвид был потрясен. «Все, должно быть, сошли с ума, — сказал он. — Им все равно, что ты шведка. Им все равно, что ты не похожа на француженку. Им все равно даже то, что ты не сможешь это сыграть».
Он собирается за несколько дней все обдумать. Что мне остается делать, кроме как сидеть и ждать? Сегодня звонил из Нью-Йорка Хол Уоллис. Он волнуется, как бы я не потеряла интерес к роли после разговора с Дэвидом. Я ему рассказала, что произошло, и он был просто счастлив. Сказал, что разговаривал вчера с Гари и тот почти у него в кармане (он так думает). Держу пари, что Гари сначала захочет узнать, что происходит со мной и со сценарием. Кстати, Дэвид даже подумать не мог, что Гари согласится на такую маленькую роль. Они пытаются одурачить меня, и в конце концов Флинн будет героем. Я сижу как на иголках. Если проиграю, попытаюсь посмотреть на все это глазами Дэвида. Я ведь всегда говорю: самое гнусное — это когда тебя заставляют делать то, что ты терпеть не можешь.
С любовью. Ингрид».
Рочестер, вторник, утро. Все спят.
«Дорогая Рут! Моя дорогая Рут, я не могу заснуть. Ложусь позже всех, а сейчас спустилась вниз написать тебе письмо. Тихо, темно, а в голове самые невероятные мысли. Дэвид позвонил мне вчера вечером, после разговора с Сэмом, и сказал: «Слушай, меня купили наполовину. Сэм обещал сделать все, чтобы девочка для тебя годилась». И потом, смеясь, добавил: «Сэм просто не в себе, когда речь заходит о тебе. Он борется за тебя не на жизнь, а на смерть». Но если Дэвид наполовину согласен, я постараюсь сделать все остальное. Сэм приезжает в Нью-Йорк в воскресенье утром, чтоб увидеть меня. Дэвид говорит, что мне не следует соглашаться, пока не будут сделаны необходимые изменения. Если Сэм согласится с моими предложениями, Дэвид сдастся. Ну конечно же, Сэм согласится».