Лев Николаевич заиграл на рояле марш, и ряженые торжественно вошли парами в маленькую столовую. Веселил всех карлик, по прозванию Мурзик, плясал и сказки рассказывал, и пел, и всякие прибаутки пускал в ход. Помню я еще скотника-немца, который, прямой как палка, весь вечер вальсировал с своей немкой-женой, точно это были две механические фигуры.
Накупили к этому вечеру всяких угощений, приготовили сладкие напитки и пустили в столовую еще много дворовых и баб. Первая плясунья и запевала была разбитная и веселая баба Арина Хролкова. Где она -- там и оживление, бывало. Она и теперь жива, в 1906-м году.
Начались песни, русские пляски, толклись весь вечер в маленькой столовой, а я сидела в уголке, как сейчас помню, в нарядном шелковом платье из Москвы, и меня все это дикое, непривычное веселье -- совсем не веселило. Зато девочки были в восторге, а тетенька Татьяна Александровна и сестра Машенька радовались на них и на привычный им деревенский праздник.
Вот еще выписка из дневника Вареньки об этом вечере, когда после пляски начали играть в разные игры:
"Лучше всех игра бить по рукам. Когда пошли бегать да бить так, что на всю комнату щелкало, тут даже и большие не утерпели; первый подошел Келлер, потом Сережа, потом уже подкрались мамаша с Левочкой, и пошла работа: кто ударит покрепче, мы даже били обеими руками, и когда дело доходило до Финогеныча (карлик-дворник), тут уже все приходили в азарт и в восторг. Левочка кричал: "Берегитесь! берегитесь!" -- все принимали руки, потому что карлик бросался как какой-нибудь хищный зверь, и уж беда тому, кому достанется от него; он раз даже попал Арине чуть не в лицо. Последняя игра была в жгуты".
Сойдя вниз, в детскую, я отпустила няню Марию Афанасьевну посмотреть на пляски и маскарад. В детской было тихо; горела лампада и был полумрак. Я взглянула в обе кроватки, где спали мои дети, Сережа и Таня, и перекрестив их обоих, стала о них молиться с такой нежностью и умилением, которое только мать может знать и понимать. Этот мир детской мне был более приятен, чем мир веселья, мне чуждого, наверху.
Приехавшему на это веселье Сергею Николаевичу, который в начале вечера тоже нарядился каким-то тирольцем, так понравился маскарад, что он выпросил устроить и еще один, 6-го января. Обещал, что он привезет тогда и своего сына Гришу и Келлера, и мальчиков Брандт. Варя и Лиза тоже желали этого, и мы согласились.
6-го января испекли два пирога с бобами, и боб попался мальчику Мите Брандту (соседи из Бабурина); он выбрал царицей Вареньку, их так и нарядили царями; нарядили разных дворовых детей и взрослых, и ждали из Тулы Сергея Николаевича с своей компанией. Наконец, слышим колокольчики, и вскоре буквально ввалилась, внося морозный воздух, целая толпа людей.
Тут были и какие-то два музыканта с круглой гитарой и, кажется, скрипкой. Учитель Келлер нарядился великаном, испугавшим всех, мальчики были паяцами и еще чем-то. Наряжались у меня в комнате, и потом, когда все собрались, началось такое шумное веселье, что у меня разболелась с непривычки голова, особенно когда стали зажигать бенгальские огни, и я опять ушла в детскую. Так продолжалось до третьего часа ночи. Странный был случай в этот вечер. Сидит сестра Марья Николаевна в комнате тетеньки и следит за пасьянсом. Тут же и тетенька на своем синем, жестком диване, и Наталья Петровна, и я сзади на кресле. В столовой и гостиной музыка, песни, пляска. Варя и Лиза в восторге, Сергей и Лев Николаевич на них радуются. Вдруг Машенька резко оборачивает назад голову и говорит с досадой: "Кто это меня по плечу ударил?" Я говорю: "Что ты, Машенька, бог с тобой, никто к тебе и не подходил". Она не верит, говорит, что глупые шутки. Насилу я ее убедила, что ей показалось.
И потом, из письма, полученного вскоре после этого, мы все узнали, что Валерьян Петрович, муж Марии Николаевны, умер именно в тот день и час, когда Мария Николаевна почувствовала удар по плечу, один, в своем Рязанском имении29.
Все гости-ряженые остались ночевать и пробыли еще несколько дней, веселясь, катаясь и доставляя мне больше хлопот, чем радости. Неопытная в деревенской жизни, я не умела распорядиться в нашем маленьком тогда доме о постелях, ночлегах, еде и проч., и это стоило мне больших усилий.
ОХОТА В НИКОЛЬСКОМ