"С великою нежностью смотрел я на Вас, и общее благополучие Ясной Поляны просто восхищало меня".
В этом же письме Страхов пишет, что Фет горюет о том разъединении, которое произошло между ним и Львом Николаевичем, вследствие его новых идей, и приводит слова Фета:
"Она (знакомая)... начала распространяться о солидарности (бывшей) наших мыслей с Львом Николаевичем. То ли это теперь? Конечно, сущность (абстрактная) лиц от такой перемены не пострадала. Но где тот жгучий интерес взаимного ауканья?" (Последние два слова были Льва Николаевича в письме к Фету49.)
Еще Таня пишет в своем дневнике о строгости к ней отца; а между тем он иногда любил общаться с молодежью, и Таня описывает, как раз собрались они на террасе и сидели все на полу, и пришел Лев Николаевич. Тут была Таня, ее кузина Леночка, девочки Кузминские, Коля Кислинский, вероятно, и наши мальчики, и Лев Николаевич предложил всем, чтобы каждый рассказал о самой счастливой, самой несчастной и самой страшной минуте своей жизни. Все смутились, и ни один из молодых не решился рассказать. Похитрее говорили, что не помнят; поправдивее -- что не хотят. И скоро разговор перешел на любимую тему -- о любви.
1884. ЖИЗНЬ В МОСКВЕ. НАЧАЛО ПОВЕСТИ "СМЕРТЬ ИВАНА ИЛЬИЧА"
Таня в то время писала копию с портрета отца, написанного Крамским, и жила спокойно, изредка бывая у знакомых, в опере и раз в симфоническом концерте, куда возила ее Варвара Ивановна Маслова.
Так как я сама никуда не могла ездить, я устроила для себя и детей по вечерам чтение вслух. Так мы читали "Записки из мертвого дома" Достоевского, а то раз, кажется, 4 декабря, Лев Николаевич прочел нам вслух отрывок из написанной им повести "Смерть Ивана Ильича". Я пишу об этом сестре: "Мрачно немного, но очень хорошо; вот пишет -- то, точно пережил что-то важное, когда прочел и такой маленький отрывок. Назвал он это нам: "Смерть Ивана Ильича". Левочка был все время очень мил, добр, даже ласков
с чужими. Он отделывает статью и обещает после этой статьи продолжать этот прочтенный им рассказ. Дай-то бог!"
Статья эта была из сочинения "Так что же нам делать?" о жизни в городе и деревне, и готовилась к печати, в январскую книгу журнала, кажется, "Русская мысль"50.
По воскресеньям, вечерами, чаще всех посещал нас Фет и громко, откровенно выражал свое восхищение мной. Меня это трогало чрезвычайно мало, я всегда относилась к этому с шуткой, и только позднее оценила его отношение ко мне и то высокое мнение, которое он имел обо мне.
Раз принес мне Фет в одно из воскресений в начале декабря 1884 года посвященное мне следующее стихотворение:
Когда стопой слегка усталой
Зайдете в брошенный цветник,
Где под травою одичалой
Цветок подавленный приник,
Скажите: "Давнею порою
Тут жил поклонник красоты;
Он бескорыстною рукою
И для меня сажал цветы 51.
Иногда по вечерам, в воскресенье, да и в другие дни, сын мой Сережа играл на рояле, и делал большие успехи, и всем доставлял удовольствие своей игрой. Но как ни стройно, уютно и семейно шла наша жизнь в это время, Лев Николаевич все-таки уехал 7 декабря в Ясную Поляну, где собирался писать и отделывать уже в корректурах свою статью.
1885. РАБОТЫ В ПОЛЕ
Вся жизнь молодежи шла совсем вразрез с жизнью Льва Николаевича, хотя дети, особенно дочери, уже начинали приближаться к отцу. Сам он все лето работал усиленно с крестьянами: вставал с рассветом, и бывало, я проснусь часов в пять, шесть, а его постель уже пуста рядом с моей, и он уйдет на работы тихонько, чтобы не разбудить меня. Целые дни он то пахал, то косил траву или рожь. Возил сам сено, которое убирал вдовам и сиротам. В это же лето он уже начинал поговаривать о вегетарианстве и избегал есть мясо. Все это меня очень мучило; мне казалось, что Лев Николаевич надрывал свои силы в непосильной работе, а кроме того, я чувствовала, что сочувствовать, участвовать в этих работах ни я, ни мои дети серьезно и всецело не могли.
Трагизм положения все более осложнялся; презрительное отношение мужа к моей жизни, моему хозяйству и трудам семейным, издательским и другим, заражало и детей, и я часто чувствовала их иронию, когда они говорили о моих корректурах и издании. Старшие дети все-таки жалели иногда меня и помогали мне. В августе Сережа вызвался ехать в Самарское имение и устроить там хозяйственные дела. Таня же усердно читала мне корректуры и брала на себя хозяйство домашнее и надзор за детьми, когда я уезжала.