Согласно приказу шейха, я обязан был следить, чтобы мамлюки-новички не слонялись без дела на улице или даже во дворе дома. Однажды я спускался по лестнице, когда назначенный на мое место мамлюк приказал мне сейчас же подняться к себе в комнату, добавив, что он мой командир. Я, естественно, не подчинился, а вернее, ответил:
- Ладно, пойду, но ты пойдешь вместе со мной.
В нашей охране было два подростка-мамлюка, которые любили меня как брата. Как только мы поднялись ко мне, я спросил новичка-мамлюка:
- Кто тебе дал право приказывать мне?
- Не твое дело, я не собираюсь отчитываться перед тобой, нагрубил он.
Вспыхнула ссора. Я бросился на него, чтобы отколотить как следует, но он был гораздо выше меня ростом. Двое моих младших мамлюка подоспели на помощь, втроем мы повалили его на пол и хорошенько избили. Лицо его опухло, он с трудом поднялся на ноги и, споткнувшись, покатился по лестнице вниз...
В это время Эль-Бекри находился в гареме. Я испугался, что, узнав о случившемся, он накажет меня бастонадой. Но младшие мамлюки успокоили меня:
- Не беспокойся, мы скажем, что это он начал первый и что Рустам ничего плохого не сделал.
После обеда часа в четыре шейх вернулся из гарема в свои покои и попросил у меня кофе и трубку. Я сразу же поднес ему. Согласно заведенному порядку все мамлюки выстроились перед ним. Эль-Бекри спросил, где же новый мамлюк. Я сказал, что он внизу, и послал за ним.
Как только он вошел, шейх понял, что его избили, лицо было опухшее, под глазом фонарь, ссадины на щеках... Так как я был старшим, шейх спросил меня, кто так расправился с новичком.
Я вынужденно признался:
- Это я, потому что он плохо себя вел, сам собирался выйти один на улицу, а мне приказал подняться к себе наверх.
Эль-Бекри стал кричать на меня, сказал, что если я смог так избить товарища, значит, у меня злое сердце, и я достоин наказания, и пригрозил отдать меня французам. Это испугало меня, и я попросил дать мне возможность объясниться.
Шейх разрешил:
- Ладно, говори, только смотри, не лги, а не то так накажу, что надолго будет всем вам уроком.
- Я всегда говорю правду и ничего от вас не скрываю. Это вы начали скрытно действовать. Вы ведь сами по доброй воле назначили меня старшим над вашими двадцатью пятью мамлюками, и раз вы обещали, то я верил, что вскоре мне посчастливится жениться на вашей дочери. Об этом знал даже главнокомандующий. Но вместо этого мне вдруг отдает приказы какой-то глупец, новый мамлюк, которому, оказывается, вы еще и обещали руку вашей дочери. А меня даже не поставили в известность, и я не знаю, кому велено командовать мной и чьи распоряжения я впредь обязан выполнять. Здесь перед вами все мамлюки, спросите их, прав я или нет, отлынивал ли я когда-нибудь от своих обязанностей.
Шейх перебил меня:
- Да, это я назначил его старшим. Так мне захотелось, и ты обязан подчиниться моей воле. Если ты недоволен, отдам тебя в руки французов.
По правде говоря, я очень боялся, что эта свинья велит подвергнуть меня бастонаде, поэтому сказал:
- Теперь мне все ясно, обещаю повиноваться ему.
К счастью, дело кончилось хорошо. Позже от служанки-негритянки я узнал, что первая жена шейха очень недовольна, а дочь ее плачет, узнав о неожиданных переменах в своей судьбе, о том, что отец хочет выдать ее за этого Абрама.
Вскоре пришло известие, что возле Абукира Наполеон дал туркам бой, разбил их и что множество турок убито и взято в плен. Генералу Мюрату удалось даже пробраться на флагманский корабль турецкого флота, вступить с турецким адмиралом в поединок, отрубить ему два пальца и взять в плен.
После этой победы, когда Бонапарт вернулся в Большой Каир, он стал снова повторять, что останется в Египте, коронуется здесь, и все по-прежнему верили ему. А шейх Эль-Бекри из желания понравиться Бонапарту стал пить вино, но чтобы его соотечественники не заметили, пил из серебряного бокала. Он так пристрастился к спиртному, что приказывал мне ежедневно приносить ему вина и водки, смешивал их и по вечерам пил, причем всегда в одиночестве и напивался как настоящий пропойца. Не было дня, чтобы он не был пьян.
Однажды Бонапарт[31] пригласил шейха на обед, и я сопровождал его. Когда все сели за стол, я пошел в маленькую комнату, где находились мосье Эжен[32] и еще несколько офицеров. Мосье Эжен поднес мне большой стакан шампанского и сказал:
- Пей, такой напиток бодрит, это дары Франции!
Я выпил, мне понравилось. Они заставили опорожнить и второй бокал. После обеда я сел на коня, чтобы вместе с двадцатью пятью мамлюками проводить Эль-Бекри домой. Нам надо было только пересечь площадь, но от шампанского в душе было такое приятное веселье, что я заставлял коня плясать и вставить на дыбы. Шейх понял мое состояние, и когда мы вошли в ворота нашего дома, вызвал меня, чтобы поговорить наедине. Он прошел в небольшую комнатушку, где каждую ночь так напивался, что не мог даже в гарем подняться.
Как только я вошел, он спросил:
- Сегодня у генерала ты пил вино?
Я ответил:
- Это было не вино, а дары Франции. Господин Эжен угостил меня, два бокала поднес.
Шейх сказал, что я несчастный пьяница и что, видимо, без порки тут не обойтись.
Я не растерялся и спокойно сказал:
- Если вы прикажете меня выпороть, я всем расскажу, как вы каждый день достаете вино и водку и по ночам напиваетесь. А если не накажете, обещаю никому ничего не говорить.
Мои угрозы подействовали, шейх сказал, что на первый раз прощает, но если еще раз заметит подобное, дело примет иной оборот.
Казалось, все кончилось благополучно, но отношения наши были испорчены.
В это время поползли слухи, что Бонапарт решил вернуться во Францию. Он сказал своему переводчику господину Элиасу[33], чтобы тот отобрал мамлюков для службы у него. И вот господин Элиас пришел к Эль-Бекри в гости и выбрал для генерала двух мамлюков. А мне сказал, что если я захочу, он может устроить меня при Наполеоне. И даже добавил:
- Французы народ добрый, и все христиане.
Я раскрылся перед ним:
- О большем счастье я и не мечтал. Вы ведь не знаете, в каком положении я нахожусь...
Ничего не скрывая, я рассказал о том, как шейх переменился ко мне.
Уходя вместе с двумя мамлюками, господин Элиас сказал мне:
- Не беспокойся, я что-нибудь придумаю.
Я верил его обещанию, так как знал его со времен Сала-бея.
Когда Элиас привел мамлюков к генералу, младший из них так испугался вида Наполеона (хотя он вовсе не был злым человеком), что заплакал.
Наполеон повернулся к переводчику:
- Я не хочу, чтобы мне служили вопреки своей воле. Зачем вы привели этого плаксивого ребенка? Верните его шейху и подберите такого, который сам бы захотел стать моим мамлюком.
Элиас воспользовался моментом:
- Если вы соблаговолите написать Эль-Бекри, то, может статься, я смогу привести того толстенького мамлюка, который лично сопровождает его. Я знаю парня, родом он из Грузии и прекрасный воин.
Вот так Бонапарт специально написал обо мне шейху.
В тот же день Элиас с конвертом в руке явился к Эль-Бекри и, проходя мимо меня, успел шепнуть:
- Поздравляю, я пришел за тобой.
Он вошел в комнату, где сидел шейх, и передал письмо Бонапарта.
Я нарочно тотчас же ушел к себе.
Все произошло так, как я и ожидал. Когда шейх прочитал письмо Бонапарта, он вызвал меня. Я пришел, и он велел прочитать при мне письмо.
Я начал отнекиваться:
- Я к французам не пойду, я хочу служить вам до конца жизни.
Эль-Бекри стал уговаривать меня:
- Это невозможно, дорогой мой, никто не может противиться воле главнокомандующего. Если б он моего родного сына потребовал, я бы не посмел отказать.
Излишне говорить, как я был в душе счастлив, что могу покинуть этот дом, где мною пренебрегли и столь неожиданно заменили меня неловким новичком, который даже толком ездить на коне не умел. Но на всякий случай я снова повторил, что служить у французов не хочу.