Брюссель стал городом контор» с жилыми комнатами в зеленой зоне и венком из пригородных общин и городов-спутников вокруг шаровидной головы.
Однажды вечером, сидя в ресторане, я оказался по соседству с группой столичных жителей. Один из них рассказывал: «Я живу на четырнадцатом этаже, там, на Сотом холме. Дома я часто смотрю в бинокль через весь город на лес. Просто удивительно, сколько людей в высотных домах обзаводятся биноклями, чтобы наблюдать друг за другом. Я помню...»
Он говорил, а перед моими глазами вставали дома-башни, будто гигантские телеустановки со множеством ркон-экранов, где люди разыгрывают сценки из своей жизни, останавливаясь лишь затем, чтобы вооруженным взглядом поискать контакта с братьями-стати-стами на Других экранах. Там и сям изредка попадаются отдельные поэтические натуры, которые блуждают среди этих бетонных телевизоров в поисках зеленого уголка.
Я вспоминал наш родной, драгоценный Бург, где исторические здания — хвала господу — еще не попали на задворки к небоскребам, а старинные цеховые дома не низведены еще банками до уровня музеев, в которых людям невозможно жить. Да, я с нежностью с первых же дней вспоминал нашу милую Фламию, наше маленькое отечество, где города еще не порывают с природой. Но я утешал себя, перспективой поездки в Западную Фландрию, по «зеленым лугам, что раскинулись вдоль сребристых потоков и рек». Сидя в гостинице над письмами к нужным мне людям или спеша в такси на деловое свидание, я не раз ловил себя на том, что тихонько напеваю идиллическую песенку родного края.
Дорогой декан, свое знакомство с Бельгией я, собственно говоря, намеревался начать с Западной Фландрии. Как тебе известно, из этих краев вышли наши предки, основавшие Фламию много веков тому назад. Здесь до сих пор говорят на языке, похожем на наш фламский.
В приподнятом настроении покинул я Брюссель на прокатном автомобиле. Но, проезжая по кишащей народом улице одного из пригородов, я попал в объезд и через два часа, к своему величайшему удивлению, очутился в Антверпене, большом портовом городе на севере страны. Когда я рассказал прохожему о своем приключении и попросил помочь, он сочувственно покачал головой: «Ах, Брюссель, Брюссель...» Потом объяснил мне, с невероятным количествам деталей, дорогу к новейшей автостраде, которая через туннель под Шельдой вывела меня к обетованной земле.
Ах, дорогой декан, брат мой!..
На своем пути через Фландрию я заметил, что все дома, фабрики и памятники стоят вдоль дороги. Они встречали меня двумя рядами серых и пестрых фронтонов, печных труб и запыленных окон. Все, что было сделано из бетона, металла или камня, выстраивалось почетным караулом перед процессией автомашин, влившись в которую я был теперь обречен двигаться не сворачивая, только вперед. Временами стена разрывалась, и тогда я с радостью замечал, что природа в Бельгии еще не совсем исчезла. Я видел лоскуток зеленого поля, обрывок голубой ленты реки, лужок с сотней-другой лютиков. Но кавалькада неумолимо мчалась дальше, и стены опять сжимали меня с обеих сторон.
Покуда я пересекал страну с севера на юг, меня не покидало впечатление, что я еду по длинной-предлинной улице. Бельгия словно хочет срастись воедино. Ее деревни простирают одна к другой каменные руки. Они вытягиваются вдоль дорог и хватают друг дружку за что придется. Города наступают на поля, хотят разлечься на лугах и полянах, перескакивают через дамбы и границы.
Бельгийцы, с которыми я по вечерам выпивал глоток чего-нибудь бодрящего в гостиничном баре, добродушно хлопали меня по спине и уверяли, что в некоторых местах королевства сохранились еще зеленые пространства, когда можно ехать минут десять — пятнадцать и не встретить ни одной деревни, ни одного дома, ни одного человека. Может быть, мне удастся это проверить. Когда я приду в себя, то, возможно, рискну съездить туда, например в Арденны, где, говорят, есть холмы и леса. Но сейчас, когда я пишу эти строки, я вижу из окна средневековую ярмарку автомобилей. Над островерхими крышами всюду торчат железные мачты, которые своими тощими пальцами ловят в воздухе картинки. Неужели природа не есть нечто большее чем натура для телевизионного фильма?