— Эй ты, — крикнул погонщик, — ты что делаешь? Отдай мне фишку и еще такую же в придачу. Ты разве не видишь, что девятка выиграла?
— Конечно, выиграла, — ответил банкомет, — но ваша ставка была посолена.
— Врешь! — крикнул погонщик, хватаясь за револьвер и привстав со стула.
Я увидел как банкомет поднял свой револьвер; в то же мгновение Ягода крикнул: — «Ложись, ложись», — и потащил меня за собой вниз, на пол. Все, кто были в комнате и не могли сразу выскочить в двери, тоже бросились ничком на пол. Раздалось несколько выстрелов, следовавших один за другим с такой быстротой, что сосчитать их было невозможно. Затем ненадолго наступила напряженная тишина, прерванная задыхающимся, клокочущим стоном. Лежавшие поднялись на ноги и бросились в угол; комнату заволокло дымом. Погонщик быков с тремя пулевыми отверстиями в груди сидел мертвый, откинувшись на спинку стула, с которого только что пытался встать. Банкомет бледный, но на вид спокойный стоял по другую сторону стола, пытаясь носовым платком остановить кровь, лившуюся из глубокой борозды, прорезанной пулей на его правой щеке.
— Еще бы чуть левее, Том, и все! — сказал кто-то.
— Да, он бы меня припечатал, — мрачно ответил банкомет.
— Кто он? Из чьего обоза? — спрашивали кругом.
— Не знаю, как его фамилия, — сказал Кено Билль, но, по-моему, он приехал с обозом Джефа с Миссури. Давайте, ребята, уложим его в задней комнате, а я дам знать его друзьям, чтобы забрали хоронить.
Так и сделали. Вынесли испачканный кровью стул и посыпали золой темневшие на полу пятна. После того, как участники уборки выпили по стопке за счет хозяина салуна, игра возобновилась. Ягода и я вышли из салуна. Мне было не по себе; дрожали ноги и поташнивало. Ни разу я еще не был свидетелем убийства. Больше того, я даже ни разу еще не видел кулачной драки. Я не мог забыть ни этого ужасного предсмертного хрипа, ни перекошенного лица и неподвижных раскрытых глаз мертвеца.
— Ужасно, правда? — заметил я.
— Ну, не знаю, — ответил Ягода, — получил, чего добивался. С этими типами всегда так бывает. Он первый начал вытаскивать револьвер, но немного опоздал.
— Что же теперь будет? — спросил я. — Банкомета арестуют? Нас вызовут свидетелями по делу?
— Кто его арестует? — задал в свою очередь вопрос мой приятель. — Здесь нет ни полиции, ни каких-либо представителей судебной власти.
— Но как же при таком количестве отчаянной публики, какое, очевидно, здесь бывает, как вы тут ухитряетесь соблюдать какой-то законный порядок?
— Семью одиннадцать — семьдесят семь, — наставительно ответил Ягода.
— Семью одиннадцать — семьдесят семь, — повторил я машинально, — что это такое?
— Это Комитет общественного порядка. Точно не известно, кто в него входит, но можете быть уверенными, что эти люди, представляющие общество, сторонники закона и порядка. Преступники боятся их больше, чем судов и тюрем восточных штатов, так как Комитет всегда вешает убийц и разбойников. Кроме того, не думайте, что люди, которых вы видели за игорными столами у Кено Билля, отчаянная публика, как вы их назвали. Правда, они здорово играют и здорово пьют, но в общем это честные, смелые парни с добрым сердцем, готовые поддержать до конца друга в справедливой борьбе и отдать нуждающемуся свой последний доллар. Но я вижу, что эта небольшая переделка со стрельбой расстроила вас. Идемте, я покажу вам кое-что повеселее.
Мы пошли дальше по улице и подошли к довольно большому дому из сырцового кирпича. Через открытые двери и окна слышались звуки скрипки и гармонии. Мелодия была из самых веселых, какие мне доводилось слышать. Много раз в последующие годы я слышал эту мелодию и другие танцевальные мотивы, исполняемые вместе с ней; эту музыку привезли из-за моря на кораблях Людовика XV, и из поколения в поколение отцы обучали ей сыновей на слух. Французы-путешественники исполняли эту музыку по всему беспредельному течению Миссисипи и Миссури, и наконец она стала народной музыкой американцев на Дальнем Северо-Западе.