Встреча с этой семьей и принятие в семейный союз были такими же, как я уже описал выше. Нам казалось, что сбор семейных групп в гнезде старшей самки был заранее запрограммирован. После обеда, примерно в 15 часов, новая неожиданность: у гнезда старшей свиньи появилась пятнистая самка, тоже опоросившаяся, и привела с собой 4 детенышей, имевших нормальную окраску. Это было для нас первым доказательством того, что в основе различных вариантов окраски лежит рецессивная наследственность. Пятнистая свинка очень торопилась до наступления ночи оборудовать гнездо, так как у старой свиньи для всех уже не хватало места. Соорудила она его в 13 метрах от гнезда Старушки и спряталась там вместе со своим приплодом. Нужно сказать, что все самки, прибывшие к месту расположения вожака стада, не проявили по отношению нам никаких агрессивных намерений. Черноушка — это именно она прибыла последней к месту сбора семейного союза — позволяла притрагиваться к себе, хотя с ней были поросята. Держалась она с нами, как и раньше.
Как я радовался и гордился тем, что мне удалось отснять это поведение кабанов в непосредственной близости, не более чем в 150 метрах от их гнезд, — трудно описать словами! Весь вечер, до самой поздней ночи, я обрабатывал киноленту и был очень доволен результатами съемки — в эту ночь я спал хорошо.
На следующее утро мы вновь заняли наш наблюдательный пункт. Около 10 часов утра свиньи открыли гнезда и начали кормить малышей. Спустя 2 часа появилась другая двухлетняя свинка и 7 поросят. Таким образом, в течение 2 дней семейный союз вновь собрался вместе. Недоставало только одной самки-сеголетки. Но я уже упоминал, что она погибла во время опороса.
Трудно рассказать, что происходило здесь в последующие дни. Это надо было или видеть лично, или посмотреть отснятую несколько сотен метров кинопленку, чтобы представить чувства, какие мы испытывали, наблюдая за поведением большого семейного союза кабанов. Восемь свиней с 49 поросятами собрались вместе на довольно ограниченном пространстве. В этот день с кинокамерой в руках я находился в центре кабаньей сутолоки, не опасаясь какого-либо серьезного нападения. Я не имел только права появляться вблизи вожака семейного союза — она требовала от меня соблюдения дистанции в несколько метров от ее местонахождения. Это требование я выполнял беспрекословно и следил за тем, чтобы не спровоцировать ее.
К вечеру все свиньи соорудили гнезда, в которых хватило места только для поросят. Их родительницы набросали на них сухой травы, сгребая строительный материал передними ногами, а сами улеглись рядом. Утром другого дня самки проснулись голодными, ибо как только мы явились и предложили им кукурузу, они сразу оставили гнезда и начали ее поедать. Зерна кукурузы мы рассыпали в 30 метрах от гнезд, и они с жадностью лакомились любимым блюдом. Интересно было наблюдать за новым моментом в поведении свиней — они ни на минуту не оставляли свое потомство без охраны. На жировку приходили не все свиньи — одна из них оставалась с молодняком. Эту функцию брала на себя в основном свинья — вожак стада. Но так как ей нужно было кормиться, время от времени производилась смена дежурства и при этом всегда соблюдался определенный порядок — одна из свиней отделялась от жирующих кабанов и шла к молодняку, непрерывно при этом похрюкивая. Дежурная отвечала ей тем же «паролем», обнюхивала прибывшую сменщицу, а затем отправлялась на кормежку.
На четвертый день матери водили своих малышей на жировку. Прошлогодний молодняк тоже находился поблизости от самок, но вступать в контакт со своими юными братьями и сестрами не имел права. Их матери тут же отгоняли прошлогодних поросят, хотя последним это не очень нравилось.
В первые дни, чтобы покормить поросят, свиньи ложились на бок даже когда малыши не проявляли желания подкормиться. Готовясь к кормлению приплода, свиньи начинали надавать ритмичные похрюкивания. Акты кормления повторялись через каждые 40–60 минут. Гундлах регистрировал длительность интервалов, Он пишет: «Возраст кормилиц, количество поросят в приплоде, состояние кормовой базы — вот что оказывает влияние на продолжительность пауз между отдельными циклами кормления. Меньше времени уходит на сам процесс сосания, а не не заключительный массаж сосков. У приплоде, которому от роду всего несколько часов, не отмечалось ритмичности как в самом процессе кормления, так и в установлении интервалов между отдельными кормлениями, Но спустя несколько дней в этом поведении устанавливается ритм. В гнездовом периоде интервалы еще отличаются по своей продолжительности, но в них просматривается уже известная последовательность». Гундлах установил, что средняя продолжительность пауз между кормлениями колеблется от 36 до 40 минут, но на четвертый день после опороса они становятся более продолжительными. На пятый и шестой день средняя продолжительность пауз составляет 47 и 52 минуты.
Гундлах и я пришли к прямо противоположным выводам о верности поросят выбранным соскам. Он пишет: «В семейных союзах кабанов, где имеется несколько самок-вожаков, поросята почти всегда в одно и то же время сосут только свою мать. Кормлению постоянно предшествует повизгивание малышей, которое заразительным образом действует как на поросят, так и на их матерей. Таким образом, в больших семейных союзах наряду с ритмом кормления действует также известный «социальный счетчик времени». Неоднократно проводились исследования чрезвычайно большого числа домашних свиней с тем, чтобы установить, имеет ли каждый поросенок свой определенный сосок, которым он постоянно пользуется в течение всего периода кормления молоком матери. Краллингер (1937 г.) и Бургкарт (1957 г.) утверждают, что после рождения поросенок выбирает себе определенный сосок. Нахтехайм (1925 г.) считает, что малыши в первые дни могут несколько раз менять соски. Только на десятый день жизни их выбор становится окончательным. Количественные исследования Хепплера (1943 г.) показали, что в первый день рождения 29% поросят придерживаются определенных сосков, после первой недели — 60%, после 2 недель — 75 и после 4 недель — 92%. Фредрих (1965 г.), пометив поросят, тоже установил, что каждый из них имеет свой «собственный» сосок».
Гундлах, анализируя фотографии и фильмы, сравнивал поросят по рисункам их волосяного покрова. «Вполне очевидно, — пишет он, — что уже однодневные малыши остаются верными «собственным» соскам. Во время сосания молока в первые дни после опороса часто наблюдалось, как отдельные маленькие зверьки помимо своего «собственного» соска пользовались также соседним, если свинья имела небольшой приплод. Но через короткий промежуток времени они снова возвращались к своему соску. Такое поведение могло повторяться несколько раз. Только когда им исполняется 2 недели, они перестают менять соски. В этот период неиспользуемые соски матери уменьшаются в размерах и атрофируются. То, что более сильные малыши должны якобы пользоваться передними сосками свиньи, в моих наблюдениях не нашло подтверждения, прежде всего потому, что в передних сосках меньше молока, чем в последних.
Верность выбранным соскам проявляют также поросята, которые живут вместе с другими малышами в гнезде чужой родительницы. Можно порой наблюдать, как отдельные малыши после завершения фазы сосания и массажа перебегают к другой кормилице и пытаются сосать у нее молоко. Но или сама кормилица, или ее подросшие поросята отгоняют их прочь».
Фредрих (1965 г.) в одном небольшом вольере наблюдал, как поросята от разных самок, но примерно одинакового возраста переходили при кормлении от одной матки к другой. Гундлах объясняет это поведение небольшой территорией вольера, в котором была невозможна нормальная социальная организация.
В 1974 и 1975 г. мы не смогли наблюдать рождение малышей непосредственно в гнезде опороса. На основе исчезновения на определенный срок отдельных свиней из семейного союза можно установить приблизительную для 1975 г. разницу в возрасте поросят с точностью в 1–2 дня. Так как в том году опорос свиней проходил на протяжении 3 недель, поросята имели такую же разницу в возрасте. Кроме того, зима была холодной и сырой, а потому матери сравнительно долго (до 3 недель) держали малышей в гнезде. В связи с этим, когда самки с приплодом вернулись в стадо, среди поросят уже был установлен твердый порядок кормления. Время кормления определялось только самими поросятами. Если один из малышей начинал визжать, ему вторило все молодое пополнение и все родительницы сразу же ложились на бок. У этих свиней соски, даже те, которые не сосались, имели нормальную форму, но отставали от других в развитии. Количество разработанных сосков соответствовало числу кормящихся поросят. После гибели отдельных поросят в последующие 10–14 дней количество сосков, дающих молоко, уменьшилось ровно настолько, насколько уменьшилось число поросят в приплоде. Эти соски затем атрофировались. Все это неопровержимо доказывает, что малыши в возрасте 3–4 недель имеют «собственные» соски. Иногда отдельные поросята, пососав грудь матери, бежали к другим свиньям, чтобы продолжить кормление. В этом случае чужие свиньи не отгоняли малышей и разрешали им сосать молоко, но поросята этой кормилицы защищали «свои» соски. Это наблюдение полностью подтверждается поведением трех пятнистых поросят, принадлежащих к выводку вожака стада. Без труда можно было опознать, что все они пользовались только «своими» сосками.