Ему гораздо проще было ее скрывать, тщательно маскировать под маской обычности, мечтательности или даже рубахи-парня, весельчака, закадычного друга, службиста, делающего карьеру или всеобщего любимца. Да мало ли масок и ролей существует в мире! Одно он хорошо знал: живя среди людей, надо жить как люди, уметь говорить как люди и делать вид, будто тебе интересно то, что и людям. Никогда и ни при каких обстоятельствах не следует выдавать себя, так как неизвестно, чем это может закончиться...»
Чтобы хоть как-то намекнуть людям на эту реальность, в которой я непрерывно находился днями и ночами, я продолжал писать фантастические рассказы. Это было для меня отдушиной, я их больше никуда не отправлял. Я просто читал их одноклассникам, чтобы хоть как-то повлиять на их сознание, пробудить его, показать, что в этом мире есть нечто великое, запредельное, таинственное, необычное, волшебное, божественное, то, что выходит за наши человеческие представления. Но это лишь еще больше убедило одноклассников во мнении, что я довольно странный человек.
Юность. Космос. Любовь
Шла зима 1983 года. Мне уже исполнилось пятнадцать лет, и я учился в девятом классе. Внешне казалось, что жизнь идет своим чередом. Я со своим закадычным другом Стасом из соседнего дома посещал секцию каратэ в спортклубе КЧФ. Тренировки были изнурительными, зато после них наступало сильное расслабление, и медитация шла очень хорошо.
В свободное время мы тренировались самостоятельно, слушали музыку — «Спэйс», «PFT», «Зодиак», которая в то время была атрибутом «космической» молодежи вроде нас, кем мы себя реально считали.
Родители все чаще заводили разговоры со мной на кухне о моем будущем. Смысл всех разговоров сводился к одному: надо поступать в ВУЗ, неважно в какой, лишь бы получить высшее образование, а там, глядишь, я поумнею и сам разберусь в жизни.
Мне было совершенно все равно. Я был до краев наполнен медитацией и мне были смешны все светские планы родителей, которые хотели меня получше устроить в жизни, чтобы все было «как у людей». Я-то как раз совсем не хотел, чтобы у меня все было, как у людей. Я был сам по себе, и мещанское людское счастье с его ценностями меня вовсе не прельщало. Очевидно, моя старая привычка с детства все сглаживать, быть «вещью в себе», по выражению моего друга, не идти на открытый конфликт, не показывать свои убеждения, а, наоборот, тщательно маскироваться, прятать и скрывать себя, играть ту роль, в которой хотели бы меня видеть другие, сработала не в мою пользу. Я отмалчивался, говорил, что, в общем, я вроде бы и не против, а сам думал, как мне поскорее улететь на другую планету или по крайней мере стать монахом, чтобы меня никто не трогал до конца жизни.
Мои любящие родители искренне считали, что я — просто несмышленый подросток, еще не имеющий своих убеждений, и хотели помочь мне выйти в люди, стать счастливым в их понимании.
Родительская любовь... Она всегда грела и окутывала меня. Даже когда я сам внутри был холоден, как ночное звездное небо. Я всегда буду благодарен родителям за все, что они сделали для меня. Но внутри я никогда не слушал их, потому что у меня было знание, которого не было ни у них, ни у моих сверстников, ни у школьных учителей, ни у тех, кого я знал в своей жизни.
Знание чего? Знание Истины.
Того, что я не есть тело и ум, что я на самом деле — есть бесконечный космический разум, полный света.
Родители настаивали, что я должен учиться, а я не мог и не хотел ничего объяснять. Чтобы хоть как-то успокоить отца и мать, я записался на вечерние подготовительные курсы для поступающих в ВУЗы при СПИ — Севастопольском приборостроительном институте, сделав вид, будто собираюсь туда поступать. Курсы были ужасно нудными — математика, физика, геометрия, литература. Я неплохо учился в школе, но чтобы терпеть это и после дневных занятий, зная, что все равно это не мое, нужно было много смирения. Я просто сидел за партой, глядя в пространство и медитировал, как обычно. Это я умел делать в совершенстве еще с четвертого класса. В конце концов — медитировать в школе, дома или в двести шестой аудитории института, в который ты не собираешься поступать — какая разница?
Школа, секция каратэ, лекции в двести шестой аудитории СПИ на улице Гоголя — вот и все, из чего тогда состояла моя внешняя жизнь.
А внутри... Кроме медитации я рисовал на полях тетрадей вместо формул неземные пейзажи других планет, писал фантастические рассказы и тайком от родителей месяцами вынашивал «тайные планы», как же мне покинуть эту «мирскую суету», стать отрешенным отшельником. Да так, чтобы вокруг этого никто не заметил и не мог помешать мне! Время-то было еще то — комунистическо-материалистическо-атеистическое.