Единственная постигшая нас неудача была поломка винта, случившаяся после того, как мы обогнули мыс Сердце-Камень. Эта авария принудила нас зимовать в соседстве с мысом. Нагромождение прибрежных льдов выдавило нас на берег, а при весеннем таянии и разрушении льда мы опять оказались на воде без каких-либо повреждений превосходно построенной «Мод».
Всю зиму по соседству с нами стояли три палатки[20], обитаемые чукчами. Разумеется, мы быстро с ними подружились, вследствие чего я отважился собрать сведения о самом интересном из этих трех чукотских семейств. Семья состояла из старика, старухи и шестилетнего мальчика. Однажды я спросил женщину: «Это твой сын?» – заранее уверенный в ответе, что ребенок – ее внучек, оставшийся сиротою. К моему удивлению, она ответила только «да». Очевидно, заметив мое удивление, она добавила: «Его сделал мой муж». И рассказала мне целую историю. Она сказала, что они с мужем поженились очень молодыми, как обычно делается у этого племени (эскимосы и чукчи с детства обручаются родителями и очень рано начинают жить как муж с женою), но у них так долго не было детей, что они в конце концов утратили всякую надежду на прибавление семейства. Для обоих это было большим горем, и однажды жена сказала мужу: «Нам нельзя состариться без ребенка в доме. У такого-то (она назвала по имени кого-то из соплеменников) очень славная жена. Поди к нему и скажи, что нам очень хочется иметь ребенка, и попроси его позволить своей жене родить нам одного».
Муж сделал, как ему говорила жена, а любезный сосед дал свое согласие. Результатом был шестилетний малыш, предмет моих вопросов, который по плоти был сыном своего отца, а в силу любви равно и сыном его жены, которая так желала, чтобы мальчик появился на свет.
Свободные любовные отношения вообще весьма обычны между этими обитателями севера. Это, быть может, следует скорее приписать условиям, в которых приходится бороться за жизнь этим немногочисленным племенам, нежели слабо развитому нравственному чувству.
В течение зимы эти туземцы сердечно привязались к нам, так же как и мы к ним. С наступлением весенней оттепели первой нашей заботой было, конечно, отвести скорее «Мод» в Сиэтл для ремонта. Поразмыслив о трудностях управления судном при плавании во льдах, я решил, что неплохо было бы увеличить состав нашего экипажа. Поэтому я спросил у пятерых из чукчей, не желали ли бы они сопровождать нас в плавании. И ответ глубоко тронул меня: «Куда ты поедешь, туда мы поедем с тобой; все, что ты от нас потребуешь, мы исполним; только если ты прикажешь нам, чтобы мы себя убили, то мы попросим тебя повторить твой приказ». Я с радостью поймал их на слове, и они больше года были исполнительными работниками и нашими верными помощниками.
Никакая работа не казалась им слишком трудной или утомительной. Во всяком положении они сохраняли спокойствие и бодрость. Но по приезде нашем в Сиэтл двое из них чуть не помешались от городского шума, и они не успокоились, пока я не позволил им вернуться домой на пароходе, который шел на север и должен был высадить их на сибирский берег, откуда они легко могли добраться до родных мест. После того как я выдал им заработную плату, старший попросил у меня несколько стеклянных бусин. Я удивился «На что им эти бусы, – думал я, – когда у их жен таких бус и без того девать некуда?»
Один из чукчей объяснил мне, в чем дело. «По пути на родину нам придется в Сибири переходить через глубокие реки, и никогда нельзя поручиться, что речные боги не разгневаются и не потопят нас, когда мы пойдем по слабому льду, который трудно заранее распознать. Поэтому нам очень хотелось бы иметь бусы для подарка речным божествам, чтобы они дали нам пройти целыми и невредимыми».
Но вернемся к мысу Сердце-Камень, откуда мы потом отправились в Номе. Когда я выбирал пятерых чукчей, которые должны были сопровождать нас, то торговец селения стал предостерегать меня против одного из них по имени Какот. Он считал Какота каким-то чудаком, который, как он выразился, «никуда не годится». Я же был другого мнения, хотя Какот действительно казался мне каким-то грустным.
Однажды Какот явился ко мне и попросил дать ему на короткое время отпуск. Когда я спросил его о причинах, он объяснил, что хочет отправиться на север к родственному племени, обитавшему в нескольких днях пути, чтобы повидать свою маленькую дочку, прежде чем отправится в такое далекое плавание. Жена у него умерла, а дочка жила у какого-то родственника, который обещал воспитать ее как свою. Какот получил известие, что это племя сейчас голодает, и он боялся за своего ребенка.
20
Чукотские жилища, напоминающие по форме шатры, остов которых делается из жердей и китовых ребер и затем покрывается парусиной или шкурой морского зверя, называются ярангами.