Вдруг она стала меняться. И без того высокая, она медленно потянулась вверх, становясь все выше и больше. Руки и ноги ее коверкались, изменяя собственным плавным линиям, становясь шершавыми, грубыми. Кожа стала покрываться трещинами и буграми, словно ее распирало изнутри, словно что-то росло в ней, ломая хрупкое тело, раздирая тонкую оболочку, коверкая ее собой согласно своим потребностям. Кожа меняла свой цвет на грязно-коричневый и местами рвалась , как обветшалая ткань, но Амалия молча стискивала зубы, тяжело и надсадно дыша. Лицо ее исказилось гримасой боли. Руки и ноги, тело вытягивалось и расширялось, принимая в себя инородное существо, которое было гораздо больше ее во всех смыслах и измерениях. Она распахнула глаза, и я с ужасом отпрянула – там было безумие. Концентрированное, дикое, берущее свое начало в другой вселенной. Настоящую боль причиняло ей не тело – хрупкая человеческая сущность – душа и разум – сходили с ума, пытаясь вместить в себя непосильную ношу – чудовище из другого мира, становясь сосудом, который не может вместить больше того, что уже есть, и теперь хрупкие стенки его трещали по швам, грозясь разбиться вдребезги. Я закрыла рот руками, чувствуя слезы на своих щеках. Бедная, бедная моя Амалия… но Амалии там больше не было. Огромное коричневое существо разорвало одежду, исковеркало тело и заглушило разум женщины, чьим организмом пользовалось, как спецодеждой или домашними тапочками. Теперь огромная спина, длинные руки и ноги, хоть и похожи на человеческие, но больше не были человеком, и уж тем более Амалией ни в каком смысле. Чудовище, распрямляясь во весь рост, предстало передо мной, глядя на меня сверху вниз. Грязно-коричневая кожа сочилась разрывами и кровью, покрывая исполинское тело, которое стало вдвое выше и шире меня. Гигантские ладони и ступни покрыты рытвинами, трещинами и буграми, а огромная голова, размером с половину меня, была совершенно лысой. Ни ресниц, ни бровей, ни носа, ни рта и ушей, только крошечные черные глазки, расставленные неестественно широко, смотрели на меня с любопытством исследователя. Оно сделало шаг вперед и все вокруг содрогнулось под тяжестью его тела. Оно нагнулось ко мне, приблизив уродливое лицо прямо к моему, и в его черных глазах я вижу то, что уже видела – магма, переливающаяся странным блеском, заполняя все глазное яблоко и разливалась внутри, становясь то прозрачной, то густой и вязкой, отсвечивая жутким блеском. Никто. Оно изучало меня, как муравья, считывая мой генетический код, бегло пролистывая всю мою жизнь, как детскую книжку с картинками, и исследуя мой опыт по тропам моего сознания. И тут на его лице прорезалась черная трещина, которая раскрылась наподобие рта. Не было там ни зубов, ни языка, просто черная дыра, которая заговорила низко, глухо, словно откуда-то со дна глубоко колодца, и от звука его голоса, от резонирующего в такт его словам воздуха, ледяной холод пронзил меня, а страх впился штопором в живот:
– Ты тоже носишь монстра внутри… – прошептало оно, и звук завибрировал в моих барабанных перепонках.
Он произносил слова, глотая половину букв, сглаживая шипящие звуки и превращая все сказанное в еле различимый шум. Но я понимала каждое его слово, а еще я знала, что он смотрит на меня и видит Никто. Он смотрит на него через меня, словно в телескоп. Он видит мое чудовище. Я инстинктивно зажалась, словно оно вот-вот ударит меня. Но чудовище стояло неподвижно и смотрело на меня, читая что-то в моей голове.
– Что тебе нужно? – прошептала я в ответ, не в силах говорить в полный голос, чувствуя, как пронзает меня миллиардами иголок страх.
– Увидеть… – и снова вибрация в моих ушах заставила меня прикусить собственных язык.
Все закончилось так же резко и быстро, как началось. Просто оборвалось.
Я понимаю, что лежу на чем-то мягком и трясусь. Трясусь так отчаянно, словно тело перестало понимать, что происходит и все что оно может – это трястись. Господи, как это страшно! Господи, не дай мне увидеть ЕГО снова! Только не туда, только не туда… Я понимаю, что говорю вслух, и голос мой звучит для меня, словно чужой. Я испугалась собственного голоса!