Я рассказала им об Амалии.
– Ты был не прав, Косой, – сказала я, глядя на него. – Она ничем не поможет нам, но не потому, что она нейтральная сторона, а как раз – наоборот. У нее с Умброй та же связь, что и у меня с Никто.
Губы Влада дернуло в еле заметном оскале, который он сам же пресек на корню. Как всегда, это имя резануло его по старым шрамам, заново открывая незажившие раны, но, к счастью для него, этого никто не заметил. Может, только Ольга.
Косой кивнул и снова задал вопрос, который до этого уже остался без ответа.
– Итак, зачем ему понадобилась именно ты?
– Увидеть, – снова повторила я его слова.
– Увидеть что?
– Увидеть, так ли это? Правда ли, Никто существует. Может, ему важно было знать, насколько сильна наша связь? Как далеко мы зашли? Что я могу сделать для него и стану ли делать что-то вообще? Что может и будет делать для меня Никто…
И тут до меня дошло. Я осмотрела всех, в поисках того же озарения, что и у меня, но никто не догадался.
– Никто может победить Умбру, – выпалила я.
Все разом оторвали глаза от стола и уставились на меня, пока я с жаром и азартом размахивала руками.
– Он сказал: «Ты тоже носишь монстра внутри»! Именно это ему было важно и это то, что дает вам ответ на другой вопрос – почему именно я? Неужели вы не видите? Ни у кого из вас этого нет, а у меня есть, и именно поэтому я была там. Я могу, так же, как Амалия, впустить Никто в этот мир, понимаете? Значит, он боится этого. Боится, что я могу это сделать, и потому – именно я. Никто нужно освободить.
– Нет, – тихо, злобно прошипел Влад.
– Посмотри, все сходится! – заговорила я, поднимаясь со стула.
Голос мой зазвенел нетерпеливым предвкушением, но я этого не замечала. Зато заметили все остальные. Они видели, как загорелись мои глаза, как запорхали руки в воздухе, словно птицы, и как засверкала улыбка при одной только мысли, что Никто может быть рядом со мной. Влад смотрел на это с холодной ненавистью, и с каждой минутой его взгляд становился острее, движения стали скупыми и резкими, а губы превратились в две тонкие белые полосы, изо всех сил сдерживающие за собой рвущуюся наружу злобу. Но я не видела и этого. Зато Ирма увидела, Косой увидел, Игорь и Ольга.
– Зайчик мой, это невозможно, – сказала Ирма, пытаясь предотвратить грозу. Голос ее был спокойным, но настороженным, ведь она, как никто другой, знала – сейчас рванет, и если не предпринять ничего, мы получим полномасштабное стихийное бедствие. Но я этого не понимала, и её слова стали для меня вызовом, который я легко и просто приняла:
– Возможно! – почти кричала я. – Просто нужно знать как. Вы не понимаете! Никто сильнее нас , умнее нас, быстрее, но главное – оно, по сути, то же, что Умбра. Они похожи, и это – единственное, что дает нам надежду. Значит, он может его остановить, а иначе для чего бы ему было смотреть на меня? Я, сама по себе, для него не страшнее муравья, но с Никто… все становится иначе.
Эти слова и стали последней каплей.
Внезапно, не дав мне договорить, Влад с силой ударил кулаками по столу. Магия и гнев взорвались в нем, и подняли на воздух все, что не было прикручено к полу. Меня оттолкнуло назад. Взрывной волной подкинуло вверх всех, кто был к кухне, вместе со стульями. Кружки, ложки и прочий мелкий инвентарь взмыли в воздух и не только те, что были на столе – во всей кухне зазвенела посуда, подчиняясь воле хозяина. Толстая столешница из белого мрамора треснула пополам, разделяясь на две большие половины огромной трещиной от края до края. Плотная стена сдавленного воздуха пошла во все стороны, грозясь разнести все к чертовой матери. И вдруг все застыло. Зависло в воздухе, застыло в невесомости и замерло. Влад остановил время. Остались только мы вдвоем. Я уставилась на него. Глаза его горели, пылали огнем, ненавистью, желанием разорвать в клочья все и всех. Я испугалась, чувствуя, как зашлось сердце, и сделала еще шаг назад, а он, вонзая в меня ледяной взгляд синих сапфиров, оскалился и закричал так, что зазвенели стекла, завибрировали стены и пол:
– ИНАЧЕ У НАС НЕ БУДЕТ!!! МНЕ ПЛЕВАТЬ, ЧТО ТЫ НАШЛА В ЭТОЙ ТВАРИ, НО Я НЕ ПОЗВОЛЮ ПРИТАЩИТЬ ЕГО СЮДА!!!
Словно мне дали пощечину, до меня, наконец, дошло понимание того, что до этого было незаметно – я чувствовала улыбку на собственных губах и мелкую дрожь во всем теле. Я расцвела и запела. Я снова дышала, я ожила. Я больше не существовала, я стала собой и закричала во все горло о своем втором рождении. И поняла – я ухватилась за эту возможность не только ради всех здесь присутствующих, но и ради себя. И возможно, в первую очередь, для себя. Но, несмотря на то, что была права, и знала, что все разгадала верно, преподнести это с умом не смогла. Ирма, что же ты не заткнула мне рот?