– Я – есть. Я существую.
С души свалилась тяжесть, и я с нежностью прижалась к нему, благодаря его только за это. За то, что он есть. Есть, на самом деле, и существует, а в каком именно варианте, кем бы он ни был по своей сути, мне решительно все равно.
– Почему все исчезло? Я создавала здесь столько прекрасного. Полная экосистема. Здесь была жизнь…
Никто поднял руку, которая лежала на моей спине, и запустил огромную пятерню в мои волосы. Движения его были плавными, тягучими, и тут я поняла, в чем разница между ним и Владом. Влад даже в моменты нежности был резче и грубее. Никто умел быть, как вода. И не потому, что он был мягче по своей природе, а потому, что Влад был всего лишь человеком, и на фоне абсолютного чудовища все его несовершенства отчетливо выделялись, как черное – на белом. Такой огромный и страшный с виду, он умел быть таким нежным, словно становился продолжением меня, точно зная глубину и резкость моих желаний. Никто снова шумно вдохнул, а затем тихо прорычал:
– Потому, МояЛера, что все живое в природе должно двигаться. Без движения ничего нет.
– Я и дала движение.
– Ты задала вектор. Но чтобы жизнь продолжалась, ты должна была остаться здесь. Ты должна была поддерживать ее. Ты должна была поддерживать движение.
– Я думала, здесь, так же, как и на Земле – жизнь поддерживает сама себя.
– Ничто и нигде не поддерживает движение в самом себе. Даже на твоей земле (слово это он сказал с видимым пренебрежением, словно это не мой дом, а каморка для швабр) жизнь поддерживается извне. Движение идет извне. Понятие движения у вас недоразвито, а потому время, пространство, гравитация, в общем, все, выходящее из этого, для вас все еще загадка.
– И что же не так с нашим пониманием движения?
– Вы не понимаете источник.
– И что же есть источник движения?
– Самое близкое из всех ваших слов и понятий, пожалуй, – Бог. Но не в том его понимании, которое представляется вашей Верой. Иначе.
Я подняла голову и посмотрела не него.
– То есть, Бог есть движение?
– Если очень утрированно, то – да. То, что вы чувствуете и воспринимаете, как Бога, на самом деле есть первоисточник движения для всего сущего. Вы, то есть люди, зачем-то разделяете Бога и науку, хотя все это – единое целое – два несколько разных проявлений единой сущности.
Я ничего не поняла. Честно говоря, все это было для меня слишком запутанным и странным. Да и не до того мне сейчас было. Я смотрела на узкое, серое лицо и мне хотелось остаться здесь навсегда. Просто лежать и смотреть, как в огненно-красных глазах переливается странная лава, блестящая и матовая одновременно, становясь то прозрачной, то насыщенной, густой и совершенно непроглядной. Но тут Никто поднял звериную лапу в небо и сказал мне:
– Смотри.
Я подняла голову к небу. То, что там творилось, заставило меня инстинктивно вцепиться и крепче прижаться к моему огромному чудовищу. Я испугалась, и не будь Никто так спокоен, мгновенно впала бы в панику.
Небо ломалось. Словно миллиарды крошечных стекол, соединяемых вместе, оно искривлялось, разделяясь на грани, как будто кто-то выдавливал из гибкого стекла отдельные, неправильной формы ромбы, треугольники, квадраты, с неровными, разными по длине и углам, краями. Небо преломлялось, превращаясь в огромную мозаику из черного матового стекла, где засверкали миллиарды граней невидимого бриллианта. Как объемные витражи.
– Это Умбра… – прошептала я.
Никто молча кивнул.
– Что это? Что оно делает?
– Соединяет Ваши миры.
– Прямо сейчас?
Никто снова кивнул.
– Там, в том мире это выглядит так же страшно?
– В том мире этого никто не видит. В том мире просто нулевой день.
– Нулевой?
– Так выглядит выпадающий день, – сказал Никто и, повернувшись ко мне, вцепился в меня жадными глазами. О чем он думал в такие моменты, я знала, но не это пугало меня, потому что слишком сильно хотела верить – он меня не обидит. Мы это уже проходили. Я знала – в нем, как наркотик, блуждал мой запах, делая его мотивы слишком явными и плохо поддающимися контролю. Но, как и всегда, когда он был на грани, он отступал не сразу, а лишь пройдя по тонкому льду, наслаждаясь мгновением до неизбежного, тонкой гранью между желанием и разрушением. Но, балансируя на самом краю вседозволенности, он всегда делал шаг назад. Его рука крепче сжала мою спину.
– То есть, я была права? Он хочет завладеть этим миром, соединить два в одном?
– Конечно, МояЛера. Конечно… – сказал он, приближаясь ко мне, чтобы… втянуть запах моих волос. Тонкие губы разошлись в улыбке. Я повернулась к нему и в панике зашептала.
– Ты же можешь помочь нам? Ты знаешь, наш мир слишком слаб, он не выдержит. Никто, там все погибнут!