Вдруг Косой перебил Игоря на полуслове. Он накинулся на меня, словно я сделала что-то не то:
– Говори! – выкрикнул он мне.
Я в испуге подняла на него глаза.
– Говори! – повторил он, а затем с жаром в глазах заговорил, как одержимый. – Ты о чем-то думаешь сейчас. Говори. Не думай про себя, думай вслух. Ну же! – рявкнул он. – Не молчи!
И я заговорила. Все мои мысли полились из меня волной и, обрушиваясь на каждого из них, приводили в движение огромный механизм, который мы могли задействовать, лишь сложив наши мысли вместе. Я рассказывала все, о чем думала, и Косой жадно внимал каждому моему слову, Игорь горько мотал головой, не в силах согласиться с тем, что я говорю, но мне и не требовалось его согласие. Я просто выливала из себя все, что было, для того, чтобы кто-то, более мудрый, мог ответить на мой вопрос:
– Только ли в этом дело?
– Может, и не только, но разве это важно? – спросил Косой. – Я это к тому, что когда мы берем лопату, нам не важно, кто ее выстругал, нам важно, что она выполняет свои функции, верно? Так какая разница, почему он слушается тебя?
– Потому, что он слушается не всегда. Не каждый раз. И это вообще не правильное слово. Он не подчиняется мне он… он…
Я тяжело вздохнула и опустила глаза. Потом, собрав последние мысли в своей голове, я скомкала их и вышвырнула вон, заговорив сердцем:
– Он любит меня. А любить – не значит подчиняться.
Ирма вздрогнула, Игорь замотал головой, а Косой нахмурил брови, но интереса не утратил. Он замахал рукой в жесте, который требовал, чтобы я продолжала говорить. И я заговорила, тихо, слыша, как плывет собственный голос от подступающих слез, и искренне радуясь, что Влада сейчас нет рядом:
– Он, правда, любит меня. Просто любовь эта – жестокая и свирепая. Она не похожа на нашу любовь, но лишь потому, что он и не человек. Он не умеет любить, как мы, но все же он ласков со мной, когда мне хорошо, он играет со мной, когда я напугана, он жесток со мной, когда я смею перечить ему, и он читает мои мысли. Он смеётся, когда мне больно и страшно. Но я точно знаю – он никогда не отпустит моей руки, если я повисла над пропастью. Да, он не такой, как мы, и все делает наоборот, но разве это говорит о том, что он не может любить?
– Он может убить тебя? – спросил Косой.
– Да, – без промедления ответила я. – Но он не станет этого делать.
– Откуда ты знаешь? – вмешался Игорь. – Если нет в нем ничего человеческого, с чего ты взяла, что ему есть дело до твоей жизни? Ценности жизни оно не понимает, а значит, и сама жизнь для него не имеет никакого смысла. Так откуда ты знаешь, что можешь доверять ему?
– Просто знаю – и все. Может быть, потому, что он мог сделать это тысячу раз, но не сделал. Я знаю, он легко сожрет меня, и был момент, когда ему почти это удалось, и все же… Я здесь, перед вами. Живая и невредимая.
Я отодвинула край свитера и показала свое левое плечо, на котором красовалась жемчужная цепочка отметин тонких острых зубов.
– Ну, почти невредимая, – сказала я улыбаясь.
Ирма всплеснула руками и закрыла ими рот, Игорь испуганно смотрел на шрамы, не веря собственным глазам, а Косой внимательно посмотрев на них, спросил: