– Это же… – пробормотал Игорь , ошалело уставившись на лужицы разноцветной жидкости, которые заманчиво переливались разными цветами – красный, розовый, синий, бирюзовый, желтый – сливаясь в единое, превращаясь в лужу красок, сплетающихся между собой.
Эмоции, повинуясь движениям огромного Никто, покидали Косого, оставляя его тело изувеченным, а голову – пустой. Бедный Косой задышал ровно, редко, словно уснул после долгой дороги, слишком уставший даже для того, чтобы видеть сны. Он стих и перестал шевелиться, как только последняя капля упала на траву. Тут Никто посмотрел на разодранную руку. Медленно, словно это стоило немалых усилий, он провел большим пальцем звериной лапы по тонкой руке человека. Кожа, мышцы, сухожилия зарастали, соединяясь под его прикосновением, и когда рука стала такой же, какой и была, Косой тихо вздрогнул – он открыл глаза и посмотрел на огромное чудовище. Он смотрел на него без страха, внимательно рассматривая огромные глаза и серую кожу в красных узорах. Он помедлил еще немного, а затем сказал:
– Спасибо.
Никто кивнул, и зубастая улыбка расцвела на его лице, разрезая лицо на две половины. Он опустил Косого на землю. Тот, еще не до конца понимая, что произошло, завертел головой.
Тут над головой что-то треснуло и заскрежетало так, словно кто-то ломал битое стекло. Все разом подняли головы наверх – небо трескалось, вздыбливаясь гранями, превращаясь в выпуклые витражи, ломая голубое небо, коверкая реальность и пространство. Этот нулевой день не прятался, не скрывался, он твердо шагал по миру, возвещая о том, что конец света настал. Он ломал мир, обрушивая его обломки на головы живущих в нем людей. Земля тряслась, содрогаясь от его шагов, и по миру пронесся отчаянный вопль миллиардов голосов.
– Опоздали… – пробормотал Влад.
– Как раз вовремя, – прорычал Никто на выдохе, и последнее слово завибрировало звериным клокотанием. Он захохотал, раскрывая пасть, сверкая зубами, не скрывая своего восторга. Он был в предвкушении того, за чем охотился миллиарды лет – феерия хаоса, сыплющая неистовством, отчаяньем, болью, истинной звериной ненавистью, сеющая вокруг страх и пробуждающая первобытное желание жить. Это жизнь, которая засверкала всеми своими гранями во всем ее многообразии, как то, что люди называли страхом, освещало ее призму, заставляя ее искрить и нести свет во все концы мира.
Огромное животное проворно поднялось на ноги и повернулось лицом на север, а затем оно замахнулось правой рукой и с силой ударило по земле звериной лапой. Внезапно окружающий мир вздрогнул и потрескался – все вокруг, кроме неба: земля, ели, колодец, в котором кипело что-то черное – стали стеклянной картиной, по которой ударили невидимым молотком. Все , что было вокруг, осыпалось к ногам испуганных людей и восторженного животного, открывая взору знакомый только по рассказам пейзаж – огромное плато, прячущееся меж скалистых гор, было таким безбрежным, что закрывало собой горизонт во всех направлениях, и лишь острые шпили скал, взмывающие к небесам то тут, то о там напоминали, что в этом мире все еще есть края. Там, где стояли шестеро (Ольги с ними уже не было), земля была чистой, словно выжженной, но все вокруг, сколько хватало глаз, было усеяно кристаллами, зубами вонзившимися в этот мир. Высотой с человеческий рост, они мерно поблескивали малиновыми отблесками и не внушали страха. Даже сейчас ни взгляд, ни нутро никак не улавливали в них смерть.
– Зачем ты привел нас сюда? – крикнул Влад, поворачиваясь к Никто. – Нам нужно туда! – сказал он, указывая на тонкий, матовый шпиль из черно-серого материала, похожего на грифель от карандаша. Он уходил так высоко в небо, что терялся в облаках ярко-голубого неба, которое прямо в эти мгновения трескалось, как старый глиняный сосуд.
– И пропустить всё веселье? – невинно уставился Никто на крохотного человечка под своими ногами , а затем он захохотал, раскрывая огромную пасть, и тут, сквозь низкое рычание и утробное звериной клокотание, которым резонировал смех Никто по барабанным перепонкам, стал прорываться другой, не принадлежащий чудовищу, звук – тонкий, колющий уши пронзительным визгом миллионов, миллиардов голосов. Они множились, перекликались и звенели до того высоко, что проникали в голову, минуя уши, врезаясь прямо в мозг, сводя его судорогой. Это точно были не люди. И они приближались. Влад, Косой, Игорь Ирма напряглись и, судорожно оглядываясь по сторонам, приготовились к ужасу, несущемуся на них, как казалось, со всех сторон. Визг становился все громче. Он окружал крохотную кучку людей и одного инопланетного зверя, и пока Никто смеялся все громче и безумнее, те четверо, что толпились у его ног и инстинктивно жались друг к другу, окончательно разуверились в собственной победе. Все кончено! Ничего уже не спасти, и весь этот балаган – финальная сцена, где все живое в этом мире с минуты на минуты превратится в пепел и станет кормом для Умбры и его теней.