Я снова перевела взгляд на чудовище:
– Спасибо, – сказала я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Опять.
– И угораздило же меня привязаться к такой зануде… – прорычал Никто, присаживаясь на землю рядом со мной. – Чего ты ревешь, глупая? Мне казалось, именно этого ты и хотела?
Я кивнула, вытирая щеки руками.
– Тогда откуда слезы?
Я всхлипнула, тяжело вздохнула и посмотрела в его огромные красные глаза.
– Ты же мог сделать так, чтобы Амалия выжила?
– На тот момент – уже нет. Но это могли сделать вы.
– Кто – мы?
– Все те, кто так усердно оплакивал ее.
– Как? – уставилась на него я, чувствуя, как заходится сердце.
Никто слабо дернул плечом, как бы говоря, что это не так уж и сложно, а потом сказал:
– Ну, вы могли не отпускать ее из замка в ту ночь, когда она пустилась в свободное плавание. Или узнать, где она живет, и написать письмо. Узнать, как она и не нуждается ли в чем-нибудь? Вы могли просто не оставлять ее одну.
– Но она хотела уйти, хотела жить сама по себе. Хотела быть одной.
– Тогда незачем брать на себя вину за ту судьбу, которую она выбрала сама. Она всех Вас поставила под удар. Почему ты об этом не вспоминаешь?
– Мне кажется, она так же нуждалась в Умбре, как я – в тебе.
– Так и было.
– Тогда в чем между нами разница?
– Ты умеешь выбирать чудовищ, – сказал Никто и рассмеялся. Он снова медленно прикоснулся лапой к моей щеке, а потом улыбка исчезла с его губ и он сказал. – Что сделано, то сделано – Моялера, – и посмотрел на меня с той самой нежностью, которая была такой же безграничной, как и его возможности.
– Мы оба знаем, что временем можно управлять, – возразила я.
Никто кивнул и улыбнулся одним уголком рта:
– И ты бы кинулась переплетать полотно времени, чтобы спасти одну единственную жизнь?
– Не знаю… – прошептала я.
Никто кивнул и улыбнулся одними губами. А затем он сказал:
– Ты очень расстраиваешь меня, когда не ценишь то, что я для тебя сделал.
Я нахмурилась и, посмотрев на него, попыталась понять, о чем он говорит. А он продолжил:
– Я старался ради Вас. Я бился на твоей стороне и боролся за тебя и твоих людишек. Все, как ты хотела.
– Ты старался ради себя, – твердо и тихо сказала я.
– О, Моялера… Ты все еще мнишь себя центром мироздания. Я бы мог жить без того, что ты мне предложила. Скучно, конечно, но я бы существовал. А вы – без того, что сделал для вас я?
Я долго всматривалась в узкое, темно-серое лицо, рассматривая тонкие полосы ярко-красных узоров. А потом отрицательно покачала головой. Он кивнул в ответ на мою капитуляцию, а затем сказал:
– Так наслаждайся, Моялера. Наслаждайся, а иначе я передумаю. Мне несложно отмотать назад и перекроить полотно времени. Не для того я потакал твоим желаниям, чтобы смотреть, как ты сидишь в четырех стенах. Я показал тебе, что есть жизнь. Без движения нет жизни. Если тебе не нравится жить здесь, среди людей, я могу прямо сейчас навсегда забрать тебя с собой в космос. Мы будем летать там вечно… – мечтательно произнес он, глядя на меня.
– Я не могу там жить. Я там умираю.
– Я буду оживлять тебя снова и снова.
– Чтобы снова умереть?
– Ну конечно. Как и все во вселенной.
Я отрицательно помотала головой:
– Нет. С тобой холодно.
– Но интересно, – и он улыбнулся, сверкая кинжалами зубов, на что и я улыбнулась. Впервые за долгое время. Я протянула руку и прошлась пальцем по тонкой линии, идущей от левого глаза к уголку губ. Я кивнула:
– Поэтому не уходи далеко. Я буду рада полетать с тобой. Время от времени.
От улыбнулся еще шире , и узкое лицо разошлось пополам, в зубастой улыбке от уха до уха:
– У меня для тебя есть кое-что, – вдруг сказал он, распахивая огромную ладонь в белой перчатке. Я посмотрела на белую материю и увидела тонкий отблеск, еле заметный блик на его ладони. Протянула руку и взяла большим и указательным пальцем тонкую, коротенькую иглу, втрое меньше и тоньше швейной.
– Что это?
– Это… – Никто задумался, пытаясь объяснить мне понятнее элементарные для него вещи. – Это то, с помощью чего Умбра соединял два мира.
– Иглой?
– Ну да. По-моему очень символично, – хохотнул зверь, а потом продолжил. – Для этого – то и нужно чудовищу тело человека. Её нужно воткнуть в палец, а у чудовища пальцев нет. В общепринятом смысле. И если сделать вот так…
Тут Никто взял мою руку и аккуратно вонзил острие тонкой иглы в указательный палец правой руки. Игла вошла в тело так легко, словно в мягкое масло. Я почувствовала острую боль, но слабую, еле заметную.