– Там очень холодно. Там холодно и одиноко. Это огромный океан, и он – не для человека. Как любой моряк, выходящий в море, я радуюсь новому плаванью лишь потому, что знаю – сколько бы я ни скиталась, в конце концов, я сойду на берег. Океан только тогда океан, когда есть земля, – я почувствовала, как ускорилось дыхание Влада, и на этот раз меня это не смутило. – Космос – не мой дом, и именно его ледяное равнодушие заставило меня понять, как сильно ты мне нужен, – где-то глубоко в груди зашлось его сердце, и мое – подхватило его ритм, разгоняя по жилам кровь и нежность, воспламеняя внутри меня затмевающее все на свете желание принадлежать ему здесь и сейчас. Я подняла голову и посмотрела в самые синие глаза. Самые синие во всей вселенной! Теперь я это точно знаю. Они смотрели на меня с сомнением, не веря моим словам и моим действиям.
– Лера… – тихо прошептал он.
Я не слушала его. Я тихо прикоснулась к губам, которые обожгли меня горячим дыханием, и сказала:
– Я не забуду дорогу домой… если ты будешь ждать меня на берегу.
Еще несколько искр сомнения вспыхнули в его глазах, а потом я почувствовала, как его руки ложатся на мою спину и прижимают меня к себе. Мой Граф, мой Влад, закрыв меня собой от целого мира, становится моим королем. Его поцелуй, нежный и нерешительный, превращается в вожделение – безграничное, жадное, эгоистичное, которое всецело подчиняет меня его желаниям. Его дыхание сливается с моим, его руки рождают во мне приливы огня, и нежность, что так долго пряталась внутри нас, вспыхнула, соединяя наши тела, сплетая наши души. Мы сходили с ума от ласки, мы принадлежали друг другу, и, растворяясь в шепоте, прикосновениях и поцелуях, мы стали тем, кем нам суждено было стать – любовниками, друзьями, самыми близкими людьми. И там, в комнате, которую невозможно найти, если ты уже не знаешь о ней, под сводом сверкающих звезд, отражающихся в огромной линзе, среди океана подушек, для нас двоих весь мир превратился в крохотную песчинку, светящуюся нежным светло-сиреневым светом, среди бесконечного множества точно таких же песчинок на необитаемом берегу океана.
Эпилог.
Я стояла напротив двери и не решалась нажать звонок. Я выдохнула и нажала кнопку, которая тут же отозвалась знакомой мелодией. Сначала за дверью не было ничего, кроме тишины, и я подумала, что её нет дома, но потом я услышала торопливый топот ног и еле различимое бормотание. Сердце полетело вскачь, руки вспотели, горло пересохло. Послышался звук открываемого дверного замка и дверь распахнулась.
Немая сцена длилась целую вечность. Ее янтарно-карие глаза сначала округлились, не веря самим себе, а полные губы открылись в немом вопросе. С минуту она смотрела молча, а потом набрала воздуха в легкие, чтобы заговорить, но я начала первой, не дав ей произнести ни слова:
– Я знаю, знаю! Просто выслушай!
Сашка нахмурилась, но, глядя исподлобья, не могла заставить себя перестать изучать меня. Прошло почти три года с того момента, как мы виделись последний раз, и с тех пор я сильно изменилась. Мое тело изменилось, изменились мои мысли, и приоритеты сменили свои места, расставляясь в совершенно неожиданном для меня порядке, и теперь я другой человек. Саня чувствовала это, а потому разглядывала меня, будто заново знакомилась со мной. Словно в первый раз. Она прищурилась, как делала это каждый раз, когда ей казалось, что я пытаюсь схитрить. Но никакой хитрости, Саня. Не сейчас.
– Я же сказала, что не хочу больше общаться, – с вызовом сказала она. Саня никогда и не пыталась скрывать свои эмоции, считала это совершенно бесполезным занятием. Сейчас она снова приняла оборону с уклоном в наступление, как и два с половиной года назад, когда я впервые объявилась с белым флагом наперевес. На флаг мой она и не посмотрела, слов прощения слушать не стала. Она четко, ясно и весьма красноречиво объяснила мне то, что только что повторила снова. Не хочу общаться, не собираюсь ничего выслушивать и не хочу встречаться. Вот – в общих чертах, но если вдаваться в подробности, было гораздо красочнее и жестче.
– Один раз, Сань. Всего один раз, – взмолилась я.
Она закусила губу и отвернулась. Ее веснушчатые щеки раскраснелись от гнева. Я обидела ее. Она любила меня искренне и всей душой, а потому и урон, который я нанесла ей своим свинским отношением, был катастрофическим. Чем сильнее любишь, тем больнее. Тем страшнее раны, тем сильнее обида, тем горячее огонь внутри. И тем меньше вероятности, что человек снова подпустит тебя к себе ближе, чем на пушечный выстрел. Потому что у тех, кто был роднее всего, самые острые ножи. Два года. Я пытаюсь подобраться к ней вот уже два года, и пока – безуспешно.