Каждый день ранним утром или ночью, когда все звуки умолкают, тишина становилась пленительным зовом, открывала бесконечные грани жизни. Тишина стала мне наградой. Тишина перестала быть отсутствием звуков, а наполнилась множеством переживаний. Текли дни, сменялись рассветы и закаты; они казались одинаковыми, но каждый раз приносили новые ощущения. Мне было хорошо. Хорошо в глубине души. Я вспоминал Федерико и все время ощущал его рядом с собой. Софи отдала мне его майки и шорты. Теперь я ощущал его и своей кожей.
Раньше я жил в страхе. Я боялся, потому был незрячим. Я был похож на ребенка, который ощупью пробирается по темной комнате. Теперь все стало намного яснее: был свет, была любовь. Я понял, что обратная сторона любви — это вовсе не ненависть. Ненависть — это отсутствие любви, так же как темнота — это отсутствие света. Антиподом любви является страх. Впервые в жизни я не испытывал страха, вернее, я научился жить так, чтобы больше не подчиняться страху. С той минуты, как я стал понимать, в чем причина моей тоски и моей тревоги, они начали терять власть надо мной. Когда-то мне казалось, что я не сумею добиться ничего значительного в своей жизни. Сейчас собственные возможности казались мне безграничными. Моя жизнь стала беспредельной. Моя семья больше не состояла только из моих родственников, теперь к ней принадлежал каждый человек, которого я повстречал в своей жизни, как Сади, например. Вместе с ними мне удавалось стать лучше, чем я был. Как мне об этом и говорил Федерико.
16 Новая жизнь. Даже две жизни
Однажды вечером в те дни я сделал запись: «Здесь подлинно черные ночи, не такие, как в городе. Все погрузилось в безмолвие ночи, слышны только неясные шорохи. Я сижу дома, дверь на улицу открыта. Кругом так тихо, что я слышу шум прибоя. Все, к чему я прикасаюсь, издает непривычно громкий шум. Чашки, чайная ложка, стаканы. Вдали слышен лай собаки и непрерывное стрекотание сверчков, которые окрашивают ночь в романтические тона. Куда я ни посмотрю, я вижу вещи, которые радуют мой глаз. Я окружен красотой. Рассеянный свет от настольной лампы под абажуром, стоящей в глубине комнаты, белые занавески слегка колышутся от дуновения ветра, деревянный стол, пламя свечи, стеклянный графин с водой и капельки влаги, стекающие по его запотевшим бокам… Несколько минут назад я выходил наружу. Небо было звездным. Свет звезд казался дрожащим. В детстве мой дедушка сказал мне, что по ночам Бог растягивает покрывало между землей и солнцем, чтобы люди могли спать, а звезды — это солнечный свет, который пробивается сквозь маленькие дырочки в покрывале. С тех пор ни разу не случалось, чтобы я, глядя на ночное небо, не вспомнил об этом. И всегда я находил на небе звезду, которая двигалась и мерцала.
У меня спокойно на сердце. Жизнь ласково проникает в каждую клеточку моего тела. Она воспламенила меня. Темными ночами меня часто посещают светлые мысли. Слова благодарности вырываются из моей груди и летят на поиски Федерико».
Я отложил ручку, закрыл тетрадь и вышел на улицу. Я увидел, что Софи сидит на веранде. Из окна за ее спиной лился наружу неяркий свет. Зрелище напоминало картину кисти Караваджо. Я подошел ближе. Мы взглянули в глаза друг другу, и Софи слабо мне улыбнулась. Я заметил слезу на ее щеке. Это была первая слеза, которую я увидел с тех пор, как мы познакомились. Я сел рядом с Софи, спросил:
— Тебе плохо? В чем дело?
— Ничего страшного, — ответила она, — просто я задумалась.
— Я могу побыть с тобой или ты хочешь остаться одна?
— Нет, я буду рада, если ты останешься.
— О чем ты думала, о Федерико?
— И о нем тоже. Я думала понемногу обо всем, и вдруг расплакалась. Я думала и о Федерико, о том, что значила для меня встреча с ним, о том, что он оставил мне существо, которое растет во мне, о том, что я скажу своему ребенку, когда он спросит меня об отце. Я думаю также о том, что моя жизнь сложилась бы совершенно иначе, не познакомься я с Федерико. Ты знаешь, сколько нового он принес в мою жизнь, о скольких вещах я переменила свое мнение? Помнишь, я сказала тебе, что не хотела фотографироваться на фоне Эйфелевой башни, а потом эта фотография стала моей любимой? Было много всего, что казалось мне ненужным или не нравилось, но он научил меня ценить это, понимать и даже любить…
— То же самое он говорил и про тебя. Он часто говорил, что ты многому научила его, и вот теперь ты думаешь то же самое, вспоминая его.