— Вечер был сегодня не слишком удачный, да и ужин тоже не ахти какой, с этим я согласен. Ты и сам почти рта не раскрывал, но все-таки посидели мы не так уж плохо, даже посмеялись немного.
— Я сидел напротив одной женщины, она посасывала сигарету из пластика, потому что хотела бросить курить… нам что, об этом стоило говорить? Девушка Карло завела разговор о том, нужно ли отмечать День святого Валентина. А он назвал ее киской… КИСКА! Никакая она не киска, а кошка, бегающая за котами. После получаса ее болтовни у меня появилась резь в яичках, я из-за нее кожу себе стер под коленями о край стула. А в конце она сказала, что в среду сбудется мечта ее жизни: она с котиком пойдет выбирать новую кухню. Кухня новой модели может стать мечтой двадцатисемилетней женщины? Меня сейчас вырвет… Какую разницу ты видишь между этим субботним вечером и тем, что был неделю назад? Только одну: вместо того чтобы идти в «Гэлэкси», мы вернулись домой. И все. Мне всего двадцать восемь лет, а я уже живу иллюзиями водителя трамвая… пропади оно все пропадом! Нет, я так быстро не сломаюсь.
— Водителя трамвая? Видно, с тобой на самом деле что-то не то… Передай мне пива.
— Это с тобой что-то не то, если ты ничего не понял. Ты знаешь, Микеле, что делает водитель трамвая?
— Я всегда вздрагиваю, когда ты называешь меня по имени. Ну и что ты хочешь от меня? Чтобы я водил трамвай?
— Нет, ошибаешься. Это только кажется, что вагоновожатый ведет трамвай, что он управляет своим вагоном, а в действительности он всего лишь тормозит и разгоняется. Под трамваем лежат рельсы. В лучшем случае вагоновожатый регулирует скорость трамвая, да и то отчасти, потому что есть остановки и требование соблюдать график движения. Все великое многообразие жизни сведено к двум функциям: разгоняться и тормозить. И только. Вот и мы живем иллюзией, будто что-то решаем в нашей жизни.
— Федерико, все в действительности не совсем так, как ты говоришь, ты все-таки впадаешь в пессимизм. Мы порой смеемся, нам часто бывает весело, наша жизнь не такая уж беспросветная, как ты считаешь… в общем, я не жалуюсь.
— Какое убожество! Я не жалуюсь. Мы пришли в этот мир, чтобы вдребезги разбить его, а ты мне говоришь «я не жалуюсь»… Микеле, ты можешь думать как хочешь, но меня уже давно мучит одно желание: я хочу отдаться порыву, хочу ощутить всю полноту жизни, хочу ринуться вперед, упасть и взмыть ввысь. Я уже давно думал об этом, и наконец решился: почему бы нам не испытать себя и свою жизнь, не поиграть с ней?
— Я тебя не совсем понимаю. Что, черт возьми, значит поиграть с жизнью? Мы скорее должны поступать как раз наоборот. В нашем возрасте пора уже расстаться с играми и задуматься о серьезных вещах. Ну, не знаю, найти себе постоянную подружку, образумиться, жениться, завести детей, жить не на съемной квартире, а взять ссуду и купить свою собственную. Ты же знаешь, что снимать квартиру — это все равно что бросать деньги на ветер, потому что в конце концов у тебя не будет ни дома, ни денег. Наши родители в нашем возрасте уже растили детей. Быть может, тебя как раз и беспокоит, что в двадцать восемь лет мы еще не добились видимых результатов. Это что-то вроде биологических часов, только на мужской манер. Если бы ты был женщиной, ты сейчас мечтал бы о ребенке.
— Ну да, у меня в двадцать восемь лет кризис тридцатилетия и женский кризис на мужской манер… Я что, результат генного эксперимента? Все верно, мы должны сделать то, о чем ты говорил, но не с этого надо начинать, нельзя сначала надеть ботинки, а потом носки. Я не против этой идеи, но всему свое время и свое место. Посмотри, например, на Маурицио. В двадцать семь лет он ушел от родителей и женился на Лауре. А разве тебе, черт возьми, не хочется перед этим повидать мир? Хочешь провести всю жизнь на одном квадратном километре? Разве это не печально? Он ушел из одного дома и сразу же обжился в другом, как больной, которого переводят из палаты в палату. К тому же он женился на девице, которая успела покрутить с каждым из нас. Наши женщины как шарики в пинболе: вначале с одним, потом с другим, и прежде чем выйти замуж и закатиться в лузу, они успевают обстучать все борта. Я не против своего домика, кофеварочки, конторки, женушки…
— Ну уж нет, раз ты говоришь «домик», «конторка», «женушка», значит, ты все-таки против, ведь, употребляя уменьшительные суффиксы, ты насмехаешься над этими понятиями. В любом случае, зачем Маурицио надо отправляться в кругосветное путешествие, если он встретил свою невесту рядом с домом? Пожалуй, ты так говоришь, потому что пока еще не нашел женщину своей мечты.
— Хорошо, если ты на самом деле так считаешь, если ты говоришь то, что думаешь, то я тут же перестану разговаривать с тобой об этих вещах, тогда нам лучше просто болтать о сексе. Я ведь говорил тебе о том, что в жизни есть вещи более серьезные.