========== После операции ==========
Раньше я никогда не задумывался о влиянии сердца на судьбу его обладателя. Кроме того, что оно должно выполнять предназначенную ему природой функцию. Всевозможные утверждения романтиков о том, что наши чувства живут именно в сердце, которое может что-то подсказать, а также управлять эмоциями, казались мне полнейшей ерундой. Красивой сказкой, слишком далёкой от нашей реальности. В жизни мне всё виделось куда проще и прагматичнее.
Донорское сердце мне пересадили около трёх месяцев назад. Моё, увы, оказалось непригодным после очередного инфаркта, который едва не лишил меня жизни. Но в итоге он лишил меня только сердца. Причём в самом прямом смысле этого слова.
Разумеется, я боялся операции, сильно волновался, переживал. Возможно, один я бы так и не решился на подобный риск, не будь рядом со мной моей дорогой жены Клэр, которая до конца поддерживала меня, внушая веру и оптимизм.
— Даже не сомневайся, милый, — говорила она, нежно держа меня за руку, — всё пройдёт хорошо, даже лучше, чем обещает доктор Дженкинс… Вот увидишь, Мэтью, через полгода ты и не вспомнишь о том, что у тебя когда-то было другое сердце.
Я слабо улыбался, вспоминая слова доктора Дженкинса о современной науке. Ведь именно благодаря её стремительному развитию донорское сердце приживалось в новом теле куда быстрее, чем это было лет двадцать или тридцать назад. Тогда подобные операции были большой редкостью, сейчас они — нормальное явление для современной медицины. Я верил Дженкинсу, но всё равно боялся. Ведь умирать на операционном столе мне совершенно не хотелось.
Всего за месяц до операции мне исполнилось сорок. Хороший подарок самому себе на сорокалетие… Чужое сердце. Впрочем, чего я так боялся? Сердце ведь просто орган. Как почка, печень, желудок… И если моё новое сердце будет здоровым, а с ним я смогу вернуться к нормальной, привычной мне жизни, то ничего страшного не случится. А ещё рядом со мной будет Клэр. Моя Клэр.
Я хорошо помню тот, последний вечер перед операцией. Отчего-то он казался особенным. Тогда мы с Клэр вспоминали нашу первую встречу, мечтали о будущем, о детях, которыми так и не успели обзавестись. Впрочем, Клэр уверяла, что для этого у нас ещё будет возможность. И я верил ей. Хотел верить.
С Клэр мы познакомились около пяти лет назад во время моей деловой поездки в Ванкувер. Столкнулись случайно, в одном из местных кафе, куда я ходил на завтраки и ужины. Сложные переговоры с канадцами отнимали уйму сил и времени, однако общение с Клэр, милой двадцатисемилетней блондинкой с прекрасными небесно-голубыми глазами, помогало восстановить силы и отвлечься.
Наше общение продолжилось и после моего возвращения в Лос-Анджелес. Сначала в интернете, по телефону, а затем Клэр сама прилетела в Штаты, сказав, что уже давно собиралась отдохнуть в Калифорнии. Те дни казались мне самыми счастливыми в моей жизни. Кажется, я по-настоящему полюбил, а также встретил женщину своей мечты. Прежде это выражение казалось мне банальным и пафосным, однако встреча с Клэр сильно изменила моё мировоззрение. Впервые за всю сознательную жизнь мне по-настоящему хотелось разделить её с другим человеком. И этим человеком была светловолосая канадка по имени Клэр Мэри Уайт.
Мы поженились примерно через полгода после того, как Клэр впервые прилетела в Лос-Анджелес. Тянуть больше не было смысла. Мы были уверены в своих чувствах, мечтали о совместном будущем, о семье. Тогда я был на седьмом небе от счастья.
Сейчас вы спросите, почему мы с Клэр так и не обзавелись детьми? Не торопились. Казалось, что всё впереди, да и современная медицина, к счастью, позволяла не спешить с таким важным для любой пары решением. Я занимался бизнесом, Клэр преподавала в университете. Вместе мы проводили довольно много времени, часто ездили в путешествия. Казалось, что всё шло хорошо, пока однажды… Первый инфаркт случился около года назад. К счастью, я быстро восстановился, и хотя Клэр умоляла меня беречь здоровье, поменьше работать и почаще посещать врачей, я не смог серьёзно воспринимать её советы, надеясь на то, что с моим сердцем всё будет в порядке. Увы, я ошибся. Через полгода всё повторилось, и тогда… Именно тогда мы и приняли решение о донорском сердце. Решение, которое помогло спасти мне жизнь.
День операции я запомнил какими-то обрывками. Клэр была рядом ровно до того момента, пока меня не отвезли в операционную. Её лицо, такое бледное от волнения, но вместе с тем такое красивое, милое, родное, ещё долго стояло перед глазами, а в голове крутилась лишь одна, по-настоящему пугавшая меня мысль. Увижу ли я снова свою дорогую Клэр? Вернусь ли к ней?
Но я вернулся. Выбрался из бесконечной темноты, в которую попал сразу после того, как мне ввели анестезию. И в которой, казалось, не было ничего — ни боли, ни страха, ни галлюцинаций. Только пустота — чёрная и холодная. А ещё ощущение, что я должен вернуться. Должен… Кому-то.
Затем я очнулся. Всё расплывалось перед глазами, а своего тела в тот момент я почти не ощущал. Что произошло? Я умер? Но ведь я ДОЛЖЕН жить. ДОЛЖЕН вернуться. Я обещал. Поклялся…
Мысли оборвал голос доктора Дженкинса. Он уверял меня, что операция прошла успешно, а мой организм не отторгал новое сердце. Впрочем, сильно радоваться пока не стоило, тут же предупредил меня хирург, ведь мне предстоял ещё долгий курс лечения, а также реабилитация после перенесённой операции.
Клэр я увидел на другой день после того, как пришёл в себя. Тогда я чувствовал себя по-настоящему счастливым. Даже боль в грудной клетке, а также слабость, которую я тогда испытывал, не смогли омрачить эту радость, и хотя я всё ещё помнил слова доктора Дженкинса о том, что неприятные последствия вполне могли дать о себе знать, думать об этом мне тогда не хотелось. Все мои мысли были заняты лишь Клэр.
В больнице я провёл три месяца и полторы недели. Постепенно возвращался к нормальной жизни, хотя о полноценном возвращении к ней говорить было преждевременно. Меня кормили, водили в туалет, помогали одеваться, выводили на прогулку. Впрочем, дома всё было почти также. И хотя в туалет к тому времени я уже мог ходить самостоятельно, оставаться без присмотра сиделки я всё ещё не мог. Как и выходить один на улицу. Мог лишь прогуливаться по саду возле собственной виллы, медленно, то и дело присаживаясь на шезлонг. Физические нагрузки мне по-прежнему были запрещены.
О возвращении в компанию также не могло быть и речи. К счастью, всеми делами теперь занимался мой брат, компаньон и правая рука — Джеймс, который был в курсе всех деталей нашего бизнеса. Брат переживал за меня не меньше Клэр, часто навещал, появляясь то один, то в компании своей супруги Моники. Я чувствовал поддержку со стороны близких, и казалось, всё шло просто отлично, только вот…
Странное ощущение появилось примерно через неделю после операции. Мне тогда снился сон. Странный, непонятный, необъяснимый. В нём я общался с каким-то человеком, лицо которого в ту ночь я так и не рассмотрел. Я совершенно не запомнил его, а единственным воспоминанием, сохранившимся тогда после моего пробуждения было то, что мой собеседник — смуглый брюнет, очень похожий на латиноса. И ещё он был молод. Очень молод.
Наутро пришла Клэр, которая что-то говорила о своей работе, о том, что она готовит мне какой-то сюрприз, что… Дальше я её почти не слышал. Мои мысли были где-то далеко, за пределами этой палаты, клиники, а возможно, и моего прошлого. Я словно что-то искал, пытался вспомнить. И это не было связано с моей жизнью. С той жизнью, которая была у меня до операции.
Спустя некоторое время сон повторился. Но в нём я опять не смог увидеть лицо молодого смуглого латиноса. Он что-то говорил мне, смеялся, брал за руку. Странно, но во сне его прикосновения не вызывали у меня никакого раздражения. Напротив, мне было приятно, когда этот парень нежно касался моей руки.