— Да таких полно, в доме у дяди Эдмундо.
— За три поменяю.
— Даю три, но без права выбора…
— Так, нет. Хотя бы две я должен выбрать.
— Хорошо.
Я дал ему одну Лору Ла Плэнт, которых у меня было несколько. Он выбрал Хута Гибсона и Пэтси Рут Миллер.[11] Я спрятал шмеля в карман и ушел.
— Быстрее, Луис. Глория ушла за хлебом, а Жандира читает в кресле-качалке.
Мы выскользнули в коридор, и я помог ему «слить воду».
— Ты уже большой, и на улице днем это неудобно делать.
Затем я вымыл ему лицо, умылся сам, и мы вернулись в спальню. Одел его, не производя шума. Обул ему ботиночки. Носочки были грязные и не стоило одевать их, чтобы не вызывать осложнений. Застегнул пуговицы на его синем пиджачке и поискал гребенку. Однако его волосы не подчинялись, и надо было что-то придумать. Ни где я не заметил что-либо подходящее, ни бриллиантина, ни масла. Тогда я сходил на кухню и вернулся, неся немного жира на кончиках пальцев. Прежде всего, я растер жир на ладони и понюхал его.
— У него нет запаха.
Уложил волосы Луиса и причесал. Голова его стала красивой, с множеством завитков. Он был похож на Святого Хуана с овечкой на спине.
— Ты сейчас посиди здесь, не двигаясь, чтобы не помяться. А я пойду, оденусь.
Пока я надевал штаны и белую рубашку, смотрел на брата. Какой он был красивый! Не было другого такого красивого в Бангу.[12] Я обул теннисные тапочки, которые должен был носить до поступления в школу в следующем году. И продолжал смотреть на Луиса.
Красивый и опрятно одетый, его можно было принять за подросшего Ребенка Иисуса. Держу пари, что он заработает кучу подарков, когда они его увидят…
Я вздрогнул. Глория только что вернулась и положила хлеб на стол. В дни, когда у нас был хлеб, оберточная бумага производила этот шелест.
Мы вышли, взявшись за руки, и предстали перед ней.
— Разве он не красивый, Годойя? Это я его привел в порядок.
Вместо того, чтобы рассердиться, она оперлась на дверь и посмотрела вверх. Когда она опустила голову, то ее глаза были наполнены слезами.
— Ты тоже красивый. О, Зезé!..
Она встала на колени и положила мою голову на свое плечо.
— Боже Мой! Почему для некоторых жизнь так тяжела?..
Она сдержалась и принялась тщательно поправлять на нас одежду.
— Я же говорила, что не смогу отвести вас, Зезé. Действительно, не могу. У меня столько дел. Пойдемте, выпьем кофе, пока я придумаю что-нибудь. Впрочем, даже если я захотела бы, то уже нет времени мне переодеться…
Она поставила нам кофе и отрезала хлеб, продолжая с огорчением смотреть на нас.
— Столько трудов, чтобы получить никчемную простую игрушку. Конечно, они не могут дать хорошие игрушки для стольких бедных.
Сделав паузу, она продолжила:
— Может быть это единственная возможность. Я не могу препятствовать, чтобы вы пошли. Однако, Боже Мой, какие вы еще маленькие…
— Я отведу его осторожно. Я все время буду вести его за руку, Годойя. Кроме того, нам даже шоссе Рио-Сан Пабло не надо переходить.
— Но все равно опасно.
— Да нет ничего, и я же имею чувство ориентации.
Она рассмеялась, сквозь грусть.
— Кто тебе сказал об этом?
— Дядя Эдмундо. Он сказал, что у Лусиано это есть, ну если Лусиано меньше чем я и это имеет, то я тем более…
— Пойду поговорю с Жандирой.
— Это зря терять время. Она нами не занимается. Жандира увлечена лишь чтением романов и мыслями о своих ухажерах. Ей на все наплевать.
— Тогда мы сделаем так, выпьем кофе, а затем подождем у порога. Если будет проходить кто-нибудь знакомый, идущий в ту сторону, то я попрошу проводить вас.
Я не стал, есть хлеб, чтобы не задерживаться. Мы пошли к порогу.
Никто не проходил, только время шло. Но и оно могло пройти. Вдали показался дон Пасион, почтальон. Он поприветствовал Глорию, сняв шапку, и предложил проводить нас. Глория поцеловала Луиса, а затем и меня. Взволнованная, она спросила улыбаясь:
— А как насчет рядового солдата и гамаш?..
— Да это я выдумал. Это же не от сердца. Ты выйдешь замуж за майора, летчика с погонами полными звездочек.
— Почему вы не пошли с Тотокой?
— Тотока сказал, что не пойдет туда. И, что не намерен тащить на себе «груз».
Мы пошли. Дон Пасион послал нас вперед, а сам разносил письма по домам. Затем он убыстрял шаги и догонял нас. Затем все повторялось. Когда мы дошли до шоссе Рио-Сан Пабло, то он сказал улыбаясь:
— Дети мои, я очень тороплюсь, а вы задерживаете мою работу. Сейчас вы пойдите туда сами, здесь уже нет никакой опасности.