— Хочешь один, мальчик?
— Нет, сеньор, у меня нет денег.
— Я так и думал.
Поднял свою сумку и продолжал выкрикивать на улицу.
— Вальс «Прости», «Курю, ожидая», «Прощайте мальчики» и самое исполняемое танго «Королевская ночь». А в городе поют только вот эти танго… «Божественный луч», просто красота! Посмотрите, какие слова!
Казалось, он раскрыл грудь:
Он объявил еще некоторые вещи, продал несколько буклетов и тут он обратил внимание на меня. Остановившись, он поманил меня, щелкая пальцами.
— Подойди сюда, птенчик.
Я подчинился, смеясь.
— Ты перестанешь или нет, преследовать меня?
— Нет, сеньор. Никто в мире не поет так красиво как вы!
Он почувствовал себя несколько польщенным и обезоруженным. Я видел, что начинаю выигрывать партию.
— Ты мне напоминаешь вошь на кобре.
— Да, дело в том, что я хотел удостовериться, что вы поете лучше, чем Висенте Селестино и Чико Виола. Так вот, вы поете лучше! На его лице нарисовалась широкая улыбка.
— А ты их уже слушал, птенчик?
— Да, сеньор. На граммофоне, в доме сына доктора Адауто Лус.
— Тогда это потому, что граммофон старый или иголка затупилась.
— Нет, сеньор. Он новехонький, только что купили. Вы действительно поете лучше, вот в этом то и все дело!
Он задумался.
— Продолжай.
— Я хожу за вами, все время. Хорошо. Вы объясните мне, сколько стоит каждый буклет, и тогда вы поете, а я продаю буклеты. Всем нравится покупать у маленьких.
— Это не плохая идея, птенчик. Но скажи мне одну вещь. Ты идешь, потому что хочешь. Я не могу тебе платить ничего.
— Но я же ничего не хочу!
— Тогда, почему?
— Потому что мне нравится петь. Я хочу научиться. И мне кажется, что «Фани», самая красивая вещь, что есть в мире. И если окажется в конце, что вы продали много, много, тогда дадите мне один старый буклет, который никто не хочет купить, я отнесу его своей сестре.
Он снял шляпу и почесал голову, на которой волосы уже редели.
— У меня есть очень молодая сестра по имени Глория, и я ей отнесу. Только для нее.
— Тогда пойдем.
И мы пошли, распевая и продавая. Он пел, а я учился.
Когда наступил полдень, он посмотрел на меня с некоторым недоверием.
— А ты не пойдешь домой обедать?
— Только, когда закончим свою работу.
Он снова почесал голову.
— Пойдем со мной.
Мы сели в баре на улице Цереры, и он достал из глубины своей большой сумки громадный сэндвич. Вытащил из-за пояса нож, как будто бы собираясь напугать. Отрезал кусок сэндвича и подал мне его. Затем выпил глоток кашáсы[25] и попросил два лимонада для завершения обеда.
— Знаешь, птенчик, ты принес мне удачу! У меня целая шеренга пузатых мальчиков, но мне и в голову не приходила мысль воспользоваться помощью одно из них.
Он сделал большой глоток лимонада.
— Сколько тебе лет?
— Пять. Шесть…. Пять.
— Пять или шесть?
— Пока еще не исполнилось шесть.
— Ты парень очень умный и добрый. Это я к тому, что в следующий вторник мы вновь встретимся? Он рассмеялся. — Конечно, если ты хочешь.
— Да, конечно хочу. Но мне надо договориться с сестрой. Она поймет меня. Меня это устраивает, так как я никогда не был по ту сторону вокзала.
— Как ты узнал, что пойду туда?
— Потому что жду вас каждый вторник. Один раз вы приходите, в другой нет. Тогда я подумал, что вы идете на ту сторону.
— Смотри, какой сообразительный! Как тебя зовут?
— Зезé.
— А меня, Ариовальдо. По рукам!
Он взял мою руку между своими мозолистыми, чтобы закрепить нашу дружбу до смерти.
Убедить Глорию не составило труда.
— Однако Зезé, раз в неделю? А как же уроки?
Я показал ей мою тетрадь со всеми заданиями, которые были выполнены и чисто. Оценки были великолепные. То же самое она сделала с тетрадью по арифметике.
— И по чтению, я самы лучший, Годойя. Но она не решалась.
— То, что учим, мы еще будем повторять в течение многих месяцев. Пока эта куча ослов все выучит, пройдет время.