Это случилось, когда он исчез на несколько дней. Какое облегчение! Наверняка он уехал далеко или был в отпуске. Я снова начал ходить в школу со спокойным сердцем, и уже не был уверен, стоило ли убивать этого человека позже. Но одно было точно: каждый раз, когда я влезал на автомобиль меньшего достоинства, уже не чувствовал такого восторга, как раньше, а мои уши начинали мучительно гореть.
Между тем, жизнь людей и улицы шла своим чередом. Пришел сезон бумажных змеев и, о «улица — почему я тебя люблю!». Голубое небо днем расцвечивалось звездочками самыми красивыми и разноцветными. В сезон ветров, Мизинец отходил немного в сторону, и встречался я с ним только, когда на меня налагали покаяние после очередной хорошей взбучки. В этом случае я не пытался прятаться, потому что одно битье за другим были очень болезненны. В такие моменты, я шел с королем Луисом украшать, а точнее одевать в золотую сбрую (эти слова мне нравились больше), мое дерево апельсина-лима. К слову сказать, Мизинец сильно вытянулся и скоро, очень скоро он зацветет и даст фрукты для меня. Другие апельсины сильно задерживались. Как говорил мой дядя Эдмундо, мое дерево апельсина-лима было «скороспелкой». Потом, он объяснил мне, что это означает: это когда что-либо происходит на много раньше, чем другое. Вообще то, мне кажется, что он не смог мне объяснить это правильно. Речь идет всего на всего о том, что нечто опережает…
И тогда я брал куски веревки, остатки ниток, дырявил кучу бутылочных крышек, чтобы одеть Мизинца в золотую сбрую. Это надо было видеть, какой красивый он становился!
Ветер, ударяя их, сталкивал одну крышечку с другой, и казалось, что на мне были серебряные шпоры Фреда Томпсона, когда он садился на свою лошадь «Луч Луны».
Жизнь в Народной Школе тоже шла очень хорошо. Я знал все национальные гимны на память. Самый большой из всех был тот, настоящий; другие, национальный гимн Флага и национальный гимн «Свобода, свобода, распахни свои крылья над нами». Последний, мне и думаю, что Том Миксу также, нравился больше всех. Когда он шел верхом, не на войне и не на охоте, то он уважительно просил меня:
— Давай, воин Пинагé, спой гимн Свободы.
Мой голос, довольно тонкий, заполнял собою огромную равнину, и был намного красивее, чем когда я пел с доном Ариовальдо, работая по вторникам помощником певца.
Как обычно, по вторникам я пропускал уроки в школе, чтобы встретить поезд, который вез моего друга Ариовальдо. Он, еще спускаясь по лестнице, показывал мне в руках буклеты для продажи на улицах. А еще в запасе, он тащил две полные сумки. Почти всегда, продавали все, и это наполняло нас обоих огромной радостью…
В перерывах, если было время, то мы играли даже в шарики. В этом я был, как это называется, экспертом. У меня был уверенный прицел и почти никогда я не возвращался домой без мешочков звенящих шариками, много раз даже утраивал их количество.
Однако самой потрясной была моя учительница, донья Сесилия Пайм. Сколько ей ни говорили, что я самый большой урод в мире, она не верила. Как не верила и в то, что никто не может сказать непристойностей, больше меня. А с тем, что ни один мальчик не сравнится со мною в шалостях, она вообще никогда не соглашалась. В школе я был ангелом. Никогда меня не отчитывали, и я превратился в любимца учителей, как самый маленький ученик, когда-либо до этого времени, появлявшийся здесь. Донья Сесилия, понаслышке знала о нашей бедности и в час обеда, когда видела, что все ели, то переживала и всегда отзывала меня в сторону и посылала купить пирожное с начинкой в кондитерскую. Она чувствовала ко мне такую любовь, что мне кажется, я вел себя хорошо, только потому, чтобы не разочаровать ее…
Вдруг, это произошло. Я шел медленно, как всегда, по шоссе Рио-Сан Пабло, когда огромный автомобиль Португальца прошел очень близко от меня. Рожок просигналил три раза, и я видел, как это чудовище, смотрело на меня, улыбаясь. Это вновь оживило мою злость и желание убить его, когда вырасту большим. Я сделал серьезное лицо, а моя гордость не позволила мне заметить его.
Было, как я говорю тебе, Мизинец. Каждый Божий день. Похоже, что он ждет, когда я пройду, чтобы проехать мимо, сигналя в рожок. Сигналит три раза. А вчера даже сделал мне рукой, прощай.
— А ты?
— Не обращаю внимания. Делаю вид, что не вижу его. Он уже начинает бояться; смотри, ведь мне скоро исполнится шесть лет и я сразу же стану взрослым.
— Ты думаешь, он хочет стать твоим другом из-за страха?
— Подожди, пойду, поищу ящичек.