— Кто бы забыл девушку, пытавшуюся забрать родовое кольцо матери? — усмехнулся Эд. И, посмотрев на меня, серьёзно попросил. — Не делай так больше.
— Ты сам мне его… прости, — осеклась я, привстав.
— Не уходи, — выдохнул Эд, опуская меня обратно на диван. — Останься со мной. Катрин.
Наши взгляды сплелись — как и пальцы на моём колене.
— Если хочешь, — шепнул Эд практически мне в губы. — Я подарю его тебе. Снова. Катрин. Моя королева. Но, — его губы улыбнулись, и что-то глубоко внутри меня задрожало натянутой струной, — это должен быть обмен. Иначе не будет счастья.
Его губы ласкали мои. Пока только дыханием, но думать я уже не могла.
— Ты хочешь… чтобы я что-то… подарила… взамен? — пробормотала я.
— Да, моя королева.
— Всё, что угодно, — не вполне понимая, что говорю, ответила я, и наши губы наконец-то встретились.
Но нежным поцелуй не был. И родным тоже. Он был… заученным?
— Спасибо, — улыбнулся Эдвард, отодвигаясь.
А я вскинулась — в тот момент, когда его руки снова легли мне на шею и подцепили цепочку медальона Джоан, о котором я совершенно забыла.
— Эдвард?
— Я же говорил, — холодно отозвался принц, одевая медальон. — Глупая ведьма.
Перед глазами потемнело, и я потеряла сознание раньше, чем смогла понять, что происходит.
***
Склизкий, грязный пол. Прелая солома. Мышь, недовольно пискнувшая, когда я попыталась сесть и случайно отпихнула её ногой.
Каменные заплесневелые стены и решётка под потолком.
Ну и в довершение — цепь от стены к моей ноге. С широким железным кольцом — но недостаточно широким, чтобы прошла стопа.
А, ну и совсем в довершение — на мне тоненький сарафан. А тут, похоже, зима. В решётчатое окошко залетают снежинки, и воет ветер.
Я скорчилась в углу, пытаясь абстрагироваться от вони и мышиного писка. А, и насекомых. Скоро я их тоже почувствую. И хорошо, если только их.
Интересно, это фрэснийская тюрьма или ещё какая?
Обхватив колени руками, я сжалась, пытаясь сохранить тепло.
Ни Алена, ни медальона-амулета не было.
Спасать меня некому. И при таком раскладе я очень скоро окочурюсь здесь от холода.
Закусив губу, я тихо застонала.
Глупая. Глупая Катрин.
Глава 8
— А вот хрен вам… А вот и не замёрзну, — бормотала я дрожащими губами. Изо рта вырывалось облачко пара, но я уже не могла им согреться. — А вот и не замёрзну… Подавитесь… А вот и… И…
“Если я засну, я умру”, - билась мысль. Какое-то время назад только она меня и бодрила. Сейчас же я с ужасом думала, что скоро мне станет всё равно.
— Не умру, — бормотали губы, а облачко пара всё вырывалось, хотя внутри давно заледенело. — Не умру…
Я пробовала ходить — говорят, помогает согреться. Какое там! Пол ледяной. Я пробовала колотить кулаком в дверь. Сбила руки до крови, зато немного согрелась.
А совсем недавно я на полном серьёзе обдумывала, может ли Эдвард так развлекаться — закрыть меня в темнице, чтобы замёрзла до смерти. Эд, которого я знала, не мог сделать так даже со злейшим врагом.
Но кто сказал, что я вообще Эдварда знала?
— Не… замёрзну… не… замёрзну… за…мёр…зну…
В голове шумело и даже бегающие совсем рядом мыши — вот твари, и не холодно же им! — уже не смущали.
Ног и рук я давно не чувствовала.
— Если я… засну, — попробовала начать я… и провалилась в сон.
Всё. У всего есть передел. У меня, вот, тоже.
Я боролась.
Я проиграла.
Ну, блин… и… вот.
Напоследок мне снилась какая-то дрянь.
Сначала, по законам жанра, было тепло. Даже жарко. У-у-у, даже очень жарко, я просто вся горела, и никто не подал бедной девушке воды, сволочи!
Сволочей было двое — оба в дорогущих костюмах, сложных, капустных. Оба уже далеко не молоды. И обоих я не знала.
Что, спрашивается, в моём сне делают незнакомые мужчины, обоим из которых за сорок? Я бы не отказалась от золотоволосого зеленоглазого красавца, желательно раздетого. И за отдельную плату — пусть будет Эдвардом. Я ему тогда покажу ролевое удушение в рамках постели… Что, раз девственница, то ничего не умею, да? Ха, а Интернет на что?
Мда, но вместо этого мне достались какие-то мужики. Ну хоть на костюмы их полюбоваться… Хотя от россыпи камней и вышивок глаза слезятся. Безвкусица. Эд никогда так не одевался…
А ещё эти незнакомцы оказались весьма невежливыми. Они тыкали в меня пальцами — сначала. Потом они меня дёргали и вертели. И при этом разговаривали. Сначала тихо, потом, глядя уже только друг на друга, — на повышенных тонах.
Но самое неприятное — я не знала языка, на котором они говорили. Ну вот совсем. Вообще.