— Души, — устало отозвался Эд. И очень тихо добавил. — Кто бы знал, как мне самому это всё надоело. Надоел. Этот гадюшник. Я не понимаю, почему раньше не сбежал на Изумрудные острова? Ведь был же шанс! Все лгут, при дворе одни змеи — и я знал это раньше. Помнил. Я помирился с отцом и думал, мы с ним похожи, что его всё это тоже достало, что он просто хочет вытащить страну из той ямы, куда её отправили наши предки. Но то, что он говорит, потом тоже оказывается ложью. Я не знаю, кому верить! И можно ли вообще кому-то верить. Даже мои собственные воспоминания мне лгут… И ещё везде этот холод. Постоянно. Сколько бы я не зарывался во всё это, — он резко кивнул на свитки, — они всегда рядом: холод и пустота. Я бегу от них, как раньше бежал от отца — бегу от них, бегу от невесты, потому что рядом с ней мне ещё хуже. И, — он повернулся ко мне, — тут появляешься ты. Ты тоже мне лжёшь, как и все. И ты ничуть не лучше, я это вижу, знаю. Ты не можешь быть лучше. Но рядом с тобой мне легче. Отец уверяет, это заклинание. И он мне лжёт, потому что ни одно заклинание не способно на это. Потому что рядом с тобой мне тепло, спокойно и уютно, потому что о тебе хочется заботиться, как о маленьком, пушистом, глупом… — он запнулся, глядя на меня с выражением, близким к панике.
— Эдвард, — тихо позвала я. — Я тебя боюсь, — и добавила в ответ на изумлённый взгляд. — Твоё отношение меняется слишком близко. Несколько дней назад ты пытался меня задушить. Действительно пытался.
Он кивнул.
— Я ненавидел тебя. А особенно ту лесную фею, которую спас граф Сассекс. Она была как все. Пустышка. Холодная, глупая пустышка. Ты… я не понимаю, что в тебе другое, но я не хочу причинять тебе боль. Знаешь, я смотрел на тебя в темнице и… это было в сотню раз больнее, чем пытки Инквизиции. Я не понимаю, почему. Не понимаю, что со мной.
— Когда ты так говоришь, это звучит почти как признание в любви, — ехидно сообщила я.
— Я не могу влюбиться в недалёкую, эгоистичную, беспомощную плебейку, — отозвался принц, но голос его звучал не слишком уверенно. — Я просто… я просто хочу, чтобы ты была рядом.
Я придвинулась к нему, приподнимаясь.
— Глупый, одинокий принц. Ты сделал мне больно, — шепнула я, глядя ему в глаза. — Ты сделал мне очень больно, Эдвард. Ты понимаешь? Я вряд ли смогу это забыть.
Он нахмурился.
— Если ты думаешь, что я прошу у тебя прощения, то ты…
— О, помолчи, — шепнула я, наклоняясь к его губам.
Он вздрогнул, но открылся мне — почти сразу, и ответил тоже. А после, когда я отодвинулась, протянул руку, осторожно касаясь пальцами моего лица.
— Ты настоящая, — шепнул, точно думал вслух. — Единственное, что важно в этом мире… Я никогда тебя не отпущу.
Я отстранилась.
— Идиот.
— Катрин…
— Я помню, чем карается оскорбление принца, — заявила я, укрываясь с головой и отворачиваясь. — Не отпустишь? Тебя никогда не волновало, что я думаю по этому поводу. Довольно только твоего желания. Ну конечно, ты же принц.
— Катрин, — усмехнулись позади. — Ты в меня влюблена. Я это понял ещё когда…
Я, не глядя, швырнула в него подушкой.
— Заткнись. И спи уже. Ваше Высочество.
— Спокойной ночи, Катрин, — тихо, когда я почти уснула, пошептал он.
— Спокойной ночи, принц, — отозвалась я.
За спиной вздохнули.
Вот-вот, лежи и мучься. Я дура, но и ты идиот не меньше.
***
Эдвард явился во внеурочное время — в полдень. И при параде, насколько я могла судить — столько драгоценностей он раньше на себя цеплял только для выхода в свет. Хм.
— Как она себя чувствует?
Я с тоской посмотрела на полог. Мог бы и меня спросить.
Вежливый благообразный старичок-врач, вздрагивая от напряжения, принялся витиевато рассказывать, как мне плохо. Эдвард его быстро прервал.
— Сделайте так, чтобы она смогла ехать. И не упала в обморок во время приёма.
Да я вообще в обморок обычно не…
— Ехать? — засуетился старичок. — Но госпоже ещё нельзя вставать. Ваше Высочество…
— Сделайте.
И, без объяснений, принц скрылся за дверью.
Старичок, бормоча что-то не по-фрэснийский, принялся мешать какие-то порошки. А в комнату тем временем проскользнули служанки. Целый ворох. Я обалдело наблюдала, как они заносят одежду, раскладывает украшения, шпильки, заколочки. Потом терпеливо ждала, пока меня причешут и соорудят что-то сложное, но наощупь красивое — вроде сеточки из косичек с мелкими жемчужными бусинами.
Врач как раз сварганил тоник, заставил выпить — мне резко похорошело. Убойная там смесь была — мяты и чего-то ещё… полыни, что ли? И ладно, потому что после меня упаковывали в платье, точнее, блио, но это было… тяжело. Я думала ворох этой “капусты” никогда не кончится…