Дверь стукнула, а до кровати мне пришлось добираться самостоятельно.
Вот вам и вся галантность.
***
Зато потом я спала. Много. И меня никто не трогал — не считая служанок, всё-таки явившихся узнать, не нужно ли чего госпоже. Госпожа, до этого безуспешно сражавшаяся со шнуровками, пожелала выпихнуться, наконец, из платья и избавиться от бусин-жемчужин, жутко мешающих лежать. Так что меня наскоро распаковали, избавив от блио, недокорсета, заколок и украшений, да оставили в покое.
И я спала. Долго, до самой ночи, даже явившийся как обычно Эдвард меня не разбудил. Проснулась я лишь где-то за полночь, когда этот нервный фрэснийский принц-наследник принялся с душераздирающими стонами кататься по постели. А сам, кстати, просыпаться никак не желал, хотя я его трясла и даже пару раз (не без удовольствия) ударила по щекам. И, когда я уже примеривалась долбануть его для верности стоящим у кровати кувшином с водой, соизволил открыть глаза.
— Эдвард, что с тобой происходит? — настаивала я спустя какое-то время, лёжа рядом на животе и вглядываясь в его лицо.
Сам Эд полусидел, прислонившись спиной к подушкам и, обняв себя руками, мелко вздрагивал. И молчал, гад.
— Эдвард, — я потянулась к нему. Больно взгляд мне не понравился — остановившийся, пустой.
Эд оттолкнул мою руку.
— Оставь меня в покое!
Я минуту смотрела на него, хватая ртом воздух. Потом выпалила:
— Ха, это, что, я к тебе в кровать припёрлась?!
Зелёные громадные глаза уставились на меня, и я не выдержала. Потянулась, обнимая, сжимая руки, когда он попытался меня оттолкнуть. Шепнула:
— Эдвард, скажи, в чём дело?
— Ни в чём, — зло бросил он, вырываясь (но слабенько, даже больная я справилась). — Я же сказал, оставь меня в покое!
И замер, когда я осторожно поцеловала за ухом.
— Тише. Успокойся. Чш-ш-ш…
Ещё спустя полчаса, когда это золотоволосое чудо пришло в себя, я попыталась настоять на вызове врача. Эд оказался резко против и даже в очередной раз напомнил мне, что он принц и “помолчи, девчонка”.
— Может, тебя заколдовали, а? — протянула я, устраиваясь поудобнее рядом с ним на кровати. — Не, ты не думай, не я, я не умею. Но… серьёзно — вдруг?
Эд устало вздохнул, глядя куда-то в одну ему видимую точку на пологе.
— Это маловероятно. Я сын колдуна, кто может меня заколдовать… так? — и совсем тихо добавил. — На мне столько защитных амулетов, что хватило бы для маленького отряда, атакующего метаморфа.
— Что, и медальон, который у меня забрал? — хмыкнула я. — Или Джоан вернул?
Эд оторвался от полога и красноречиво посмотрел на меня.
— Ладно, — пошла на попятную я. — А вот… знаешь, меня всегда удивляло… Ты никогда не думал, что твой отец может тебя… ну… проклясть?
— Я же просил оставить отца в покое, — поморщился Эд. Но всё равно ответил. — Не может. Спи, Катрин. Твоя болтовня надоедает.
А мне надоедают твои стоны по ночам и вообще я к тебе в постель не напрашивалась!
— Ты ему так веришь, — протянула я. — Отцу. Почему?
Эд снова уставился на полог.
— Потому что он мой отец. И он никогда не причинит мне вред.
— Да ладно! — фыркнула я. — Это не он, случайно, за тобой десять лет вместе с мертвецами гонялся?
— Нет, это досужие сплетни, — со вздохом отозвался принц.
Чего?!
Я приподнялась на локтях, глядя на него.
— Ага. Помню я эти сплетни. Три штуки, полуразложившиеся кони, всадники в плащах и вопящая бандерша, в чей дом терпимости они вломились. Эдвард, ты издеваешься?
Зелёные глаза расширились.
— Откуда… откуда ты знаешь? — выдохнул принц.
Я фыркнула.
— Мы там с тобой познакомились.
— Мы познакомились при азвонском дворе! — выпалил Эд. — Тебя представил герцог Руи…
— Мы познакомились в борделе, где ты работал, — мстительно перебила я. — Ты меня спас…э-э-э… спас, а потом за тобой приехали эти мёртвые королевские посланцы, до смерти всех перепугав.
Эдвард смотрел на меня во все глаза.
— Но мне говорили… — начал он и осёкся. А минуту спустя спросил тоскливо у полога. — Кто из вас лжёт?
— Я правду говорю, — буркнула я, вызвав у него грустную улыбку. — Эдвард, серьёзно, ты уверен, что твой отец не мог…
— Катрин, — неожиданно холодно сказал Эд. — Ещё одно слово про моего отца, и я придумаю тебе наказание, которое, поверь, будет неприятным. Хватит. Мне надоело.
Я поборола желание врезать ему подушкой — но уж больно измученный у него был вид.
Хотя отвернулась очень обиженно.
Больше той ночью мы не разговаривали.
***
Спустя три дня мне стало лучше, и мы вновь отправились на “приём”. Меня снова одели — вычурно, с драгоценностями и даже диадемой в волосах. Когда, прежде чем сесть в карету, я спросила Эда, к чему этот маскарад, принц, сам наряженный, как… ну, принц-наследник, высокомерно отозвался, что так ему видеть меня приятнее.