Листвы, желтеющей громадой беспокойной.
Последний звучный всклик, и взвился в вышине
Весь белый полукруг, мерцающий и стройный.
Сентябрь
За утром преждевременно студеным
Июльский полдень в полдень сентября.
В лесах цветет древесная заря
Рубиново-топазным перезвоном.
Чу! Гончие бегут лесистым склоном,
Разливным лаем зайцу говоря,
Что косвенным прыжком метаться зря,
Что смерть прошла над тайником зеленым.
Обрызган охрой редкий изумруд.
Шафранные ковры затрепетали,
И лисьим мехом выкрасились дали.
Излом всех линий в сети веток крут.
«Туда! Туда! Ото всего, что тут!» –
Отчаливая, птицы прокричали.
Осенняя
Оса осенняя, жужжащая так звонко,
Согретая лучом горячим сентября,
Как будто летних дней опять пришла заря,
Меня уводит к снам и радостям ребенка.
Прозрачная, в душе, сверкнув, порвалась пленка,
И звоны многих крыл, со мною говоря,
Дают мне чувствовать, что прожил я не зря,
Что башенный мой взмах вверху сияет тонко.
Ты, черно-желтая, чья талия тонка,
В чьих крыльях страсть не раз прерывно задрожала,
Ты, вся – мелькание цветного огонька, –
Я рад, что миг один ты близ меня дышала,
О, стройность легкая, чей лик хранят века,
В свою утонченность включающая жало.
Преображающий
Тяжел, как бесповторные покровы,
Воздушен, как венчальная фата.
Всех красок, в белом, скрыта красота,
За сном порханья – сон покоя новый.
Он светлою является основой,
Чтоб был расцвет и травки и листа.
В нем свежая недвижная мечта,
В нем лик двойной, и нежный, и суровый.
Как ныне с ним желанен стал ночлег.
Как хороша звенящая минута,
В защите комнат, в тишине уюта.
Как звучен скрип железа, легкий бег.
И конь, храпя, повертывает круто
В ворота, изукрашенные – в снег.
Первозимье
Свертелся заяц в поле чистом,
Беляк, на белом белый жгут.
Мигает хвостиком пушистым,
Сигает там, мелькает тут.
Он сказку заячью следами
На первом снеге начертил,
И шерк обмерзлыми кустами,
И прыг в свой терем что есть сил.
Кричали гуси на деревне:
«Окован пруд. Не плавать нам».
И крякал селезень напевней:
«Тепло в закуте. Там, там, там».
Свой голос не сгустив до лая,
Дворняжка тявкает на снег.
В нем зябко лапы окуная,
Игривый зачинает бег.
На елке галка скоком шалым
Стряхнула с ветки бахрому,
И глазом сине-полинялым
Глядит, что у людей в дому.
Горят все печи и печурки,
До неба всходит белый дым.
И бегом вещей сивки-бурки
Несусь я к далям голубым.
Тоски и мысли сверглась ноша,
Душа открыта и чиста.
Безгрешна первая пороша,
Как подвенечная фата.
Позаранок
Прошел огонь по снеговым долинам.
Сугробы срезал. Сгладил белый пласт.
Но ртачлив холод. Плотен крепкий наст.
Несутся лыжи. Тени по ложбинам.
Играет Солнце по холмам, их спинам.
Возврат мороза был уже не част.
В глухом лесу избранник птичьих каст
Рассветы будит током глухариным.
Поет красавец. Иссиня-черна
Могучая изгибистая шея.
Под бровью красной в глазе страсть видна.
Петух лесов поет весну, хмелея,
К лосихе жмется лось. О, кровь сильна,
И знает сроки, сказки разумея.
Лесной кардинал
Красной шапочкой мелькая,
Черный дятел мерял звук.
Вверх по липе пробегая,
Длинным клювом ткал «Тук! Тук!».
Было зримо в этом звуке,
В этом взбеге по стволу,
Что прошел он круг науки
Не в глухом каком углу.
Нет, от века и до века,
Явит он верней размах,
Чем работа дровосека
Пляс железа на стволах.
В елях он, где ладан росный, –
Шубкой черен, шапкой ал, –
Слышат бронзовые сосны.
Что хозяин застучал.