При самом первом достижении,
Дикарку на колени взяв,
Я слышал в синем отделении
Напев меня зовущих трав.
Вот только к радости касавшийся,
Бледнел, не двигалась рука.
И в дали, в высоту раздавшейся,
Манила властная тоска.
Я уходил. И Гималаями
Меня водил Треликий бог.
Внизу чернели люди стаями.
Кругом был камень, снег и мох.
Я пел в тиши убогой хижины,
Топор вонзая вкось по пню,
Того, кем мысли не обижены,
Миродержавный вспев Огню.
Избранник вещий меж избранников,
Средь нижних, меж людей, изгой,
Я пел Огню напевы странников
С моей подругой дорогой.
Подруга – ты. Тобой ужалены,
Сплетали мысли звенья слов.
И довременные развалины
Слагались в храме для богов.
Построив здания словесные,
Не презрив гонг и барабан,
Ушел я в дали неизвестные
Тобой указанных мне стран.
Но каждый раз, когда мне синяя
Цвела страна издалека,
Я приходил – и был в пустыне я,
И вновь со мной была тоска.
И каждый раз, когда свершения
Предельно были хороши,
Ко мне рыдающее пение
Взметалось в тайностях души.
И в эти дни, когда ответами
Разбиты все вопросы в прах,
И все напевы стали спетыми,
И каждый ведом стал размах, –
Лишь ты жива еще, стозвонная,
В тебе бурлящая река,
О, неисчерпанно-бездонная,
Моя бессонная тоска.
Столбы закона
Гляди на Солнце, пока есть Солнце. Упорствуй в свете, пока есть свет.
А если сумрак, а если полночь, законам мира отмены нет.
Столбы закона с земли до неба. Не пошатнет их ничья рука.
Но в высь по камню струятся листья. В горах из камня течет река.
Дороги мира многообразны. Всей тайны мира не знал никто.
Любую мудрость измерит сердце и грустно молвит: «Не то. Не то».
Но есть другая, всегда живая, всегда родная, для сердца весть.
Она сияет в загадках светлых и в талисманах, а их не счесть.
Взгляни на руку под ярким Солнцем, вся золотая твоя рука.
И кровь незримо в тебе танцует, а в красной крови поют века.
И если джунгли в тигриных играх, и любит полночь сова и крот,
Сильней, чем полночь, тот многозвездный, в высоком небе, водоворот.
Столбы закона – с земли до неба, но в паутинах меж двух столбов
Так много радуг, что семицветный сплетешь для таинств себе покров.
В одной улыбке – просветы в Вечность. На всю бескрайность – путь кораблю.
Когда ты слышишь преображенный, и, дрогнув, можешь сказать: «Люблю!»
Мой знак
Мой знак – человек на коне.
Без хлыста. Ибо конь его – птица.
Ибо конь его – ветер, зарница.
Задрожавшая вражья бойница.
Без хлыста. Но с мечом. И в огне.
Но с мечом! Ибо силен дракон.
Он с мечом. Ибо змей многоглавый,
Многозвенный, весь сборный, лукавый.
Завладел, на минуту, державой.
Но счервится, заслышавши гон.
Перезвон. Перескок. Переступь.
Вся дорога до логова взрыта.
Разыграйся четыре копыта.
Разгремитесь над цепким сердито,
Загоните чудовище вглубь.
Раздробите его в глубине.
Приговор над бесовской забавой,
Просверкайте над былью неправой,
Поспешай с жизнетворческой славой,
Весь – полет, человек на коне.
Горячий побратим
Я редко слышу тонкий стук копыт.
Конь осужден людьми на увяданье,
И, чтец времен, поэт и следопыт,
Я говорю: Вам будет воздаянье
За осужденье таинства веков,
Из всех созданий – лучшего созданья.
О, дни безмерных конских косяков!
Простор степей, покрытых табунами.
О, час руды! Кование подков.
Когда мой дух глубинно схвачен снами,
Я вижу то, что было искони,
Я прохожу седыми временами.
Горят в пещерах дымные огни.
Впервые найден пламень человеком,
И пляшет мысль, дремавшая в тени.
Он будет ковачом и дровосеком,
Строителем крылатых кораблей,
Он проплывет к безвестному по рекам.
Река ведет к безбрежию морей.
Морская синь уводит в океаны.
Бежишь с горы, – чем дальше, тем скорей.
Из искры – весь цветной ковер Светланы.
Вся музыка – из пения огня.
В нем жизнь и завоеванные страны.
Но кто бежит, металлом ног звеня?
Кто смерял все открытые просторы?
Везде в веках увидишь лик коня.
Леса, луга, пустыни, степи, горы,
Охоты, битвы, все, чего хотим,
Где воля человека ткет узоры, –
Где замысел Судьбы неисследим,
Везде свой бег и звонкий голос ржанья,
Горячий конь, наш вещий побратим.
Но не в одних играниях стяжанья,
Испытан он, дарованный Судьбой,
Услышь колосья. Вникни в их шуршанья.
Постой на ниве ночью голубой,
Когда перекликаются зарницы
Сказаньями из света над тобой.
Священна рожь. Светло зерно пшеницы.
Как сказка, взвихрен колос ячменя.
Слова одной божественной страницы.
Но в звон зерна чей звук взошел, звеня?
В нем за сто верст умчавшееся ржанье.
И храп, и вздох, и хруст, и ступь коня.
Взгляни на звезды, Сосчитай дрожанья
Всех желтых, всех зеленых, голубых,
Тех свеч тысячелетних обожанья.
Составь им лист и знай: Не больше их,
Чем тайных несосчитанных внушений,
Чьей власти я слагаю ныне стих.
Наш мир внутри – дорога отражений.
Мы обручальным скованы кольцом.
С звериным царством светлых наваждений.
О, человек, ты с царским был венцом,
Когда умел, в сознаньи вещей связи,
До конской шеи припадать лицом.
Кто был Кентавром в двойственном рассказе?
Не человек ли, скованный с конем?
Где ночь черней, чем в грозном конском глазе?
К чему в беде мы в дикой скачке льнем?
С кем, в юность, делим бурные восторги?
Топча Змею, разившую огнем,
Не на коне ли был Святой Георгий?