Я предпочел средь всяких стран
Одну, где все мы – кровью верим,
Весна в ней – яркий сарафан,
А осень – многоцветный терем.
В ней лето – пламенный пожар,
Душа в ней – песня, даль разбега.
В ней разгадал я тайну чар,
Внимая белой сказке снега.
Поняв, что лучше не найти,
Чем мне дарованная Богом,
Примкнул я пыльные пути
К речным серебряным дорогам.
Прошел я древние леса,
Псалмы расслышал в птичьем гаме,
Пропел, как дышит полоса
Земли, где кашка с васильками.
Часами медля близ межи,
Не сыть и белозернь пшеницы,
А чернохлебный колос ржи
Я полюбил в игре зарницы.
Пустил пастись табун коней
В лугах, где свежая прохлада,
По всей округе светлых дней
Берег разбродчивое стадо.
Я ничего не потерял
Из восприятого наследства,
И ныне возношу фиал
За правду юности и детства.
Всю жизнь я славлю Бога Сил,
Отца и мать и край родимый,
И я костер не погасил,
Чей к небу огнь, и к небу дымы.
Счастье
Я ехал полем ячменя,
Во мгле рассветной конь мой сивый,
Легко подрагивая гривой,
Легко подковами звеня,
Тем звуком радовал меня.
Я был усталый и счастливый.
Я слышал, как вблизи, вдали,
Поют, скрипят коростели.
И теплый ветер, тиховейно
Коснувшись до моей щеки,
Качался по колосьям змейно,
И мчался дальше, до реки,
Речные целовать цветки,
Застывшую качнуть купаву,
И дымку колебать, оправу
Зеркальной глуби, где в воде
Еще плыла звезда к звезде.
Я задержал коня. Безгласно
Короткую впивал я ночь.
И счастье в сердце пело страстно
Псалом любви, такой точь-в-точь,
Как этот всклик коростелиный,
Где близь зовет, и слышит даль, –
Как ветер, что речной ложбиной
Под закачавшейся лозиной,
Ведет и серебро и сталь, –
Как звезды редкие, что, тая,
Бросают вниз бессмертный зов, –
Как гул предутренних лесов,
Где встала жажда голосов, –
Как белый конь, что чутко дышит,
Затем, что сердце сердце слышит,
И чует человек коня, –
Как зыбкий колос ячменя,
Зеленый волос свой качая,
И колос дружеский встречая,
Прияв зеленого огня,
Поет про жизнь, рассвета чая,
И сон земли в зерно гоня.
Гармония гармошки
Я люблю гармошки пьяной
В явном всклике тайный бред.
Зимний вечер. Час багряный.
Ткань загадок и примет.
Нет ни звука, нет ни шага,
Нет снежинки без того,
Чтоб не вспыхнула отвага
В том, кто любит торжество.
Этот Месяц тонкорогий,
Слева слезы, справа смех,
Мне, идя своей дорогой,
Обещает он успех.
Я его увидел прямо
В выси нежно-голубой.
Знаю я, что и без храма
Обвенчаюсь я с тобой.
Ни тебе, ни мне не нужно
Обручальное кольцо,
В час, как с ветром я содружно
На твое взойду крыльцо.
Разве ты не усмехнулась
В миг, когда я был певуч?
Разве шатко не качнулась
Тень, бегущая от туч?
Разве заяц в снеге белом
Сказку нам не наследил?
Разве царственным пределом
Не проходит хор светил?
Разве буйная гармошка
Не пропела в ночь рассказ,
Что умеем мы немножко
Брызнуть вечностью в наш час?
Кукушка
Двенадцать раз прокуковала
Кукушка в полночь октября.
Я это говорю не зря,
Тут чуда вовсе не бывало,
Но все же был я рад немало,
С тем звуком сердцем говоря.
Кукушка звонко куковала
Лишь у соседа на часах.
А я душою был в лесах,
Захваченных певучим маем,
И утешался крепким чаем,
И тем, что в скромных погребах,
Верней, в шкафу, в моей столовой,
Еще бутылка рому есть.
Она поможет мне прочесть,
Сплетенную родной дубровой,
Далеких дней живую весть.
Я, не замедлив, отметаю
Возможность легкой клеветы,
Что у вина я, в песне маю,
И вдохновенье занимаю,
И дар играющей мечты.
Нет, это с детства мне знакомо,
И больше, чем ордам певцов,
Прошу прощенья, я таков.
Но все же две-три рюмки рома
Мне ощущение дают,
Что я еще в России, дома,
И что возможен там уют.
Вздыхает ночь под липой старой,
Поют лягушки у пруда,
И кто-то звучною гитарой
Крепит напев свой струнной чарой.
А в небе яркая звезда
Гласит, мерцая и блистая,
Что в мире радость молодая
Не умирает никогда.
Я четко вижу все родное.
Луны белеет полоса,
И васильков цветет краса,
И поле царствует ржаное,
И поле шумного овса.
Какие пастбища и нивы!
Какие пышные леса!
В них океанские разливы,
И звонких песен голоса.