Наверное, он думал, что я приготовила кофе и яичницу, как каждое утро. Вскоре он спустился вниз. По звуку шагов я следила за его передвижениями. Он направился на кухню. Задержался там на мгновение, лишь смахнул пыль с обуви. Пусть хоть раз останется без завтрака.
Потом он вышел из дома. Уедет ли, не удостоверившись, что со мной? Мне представлялось, что он обвязан вокруг талии длинной веревкой, второй конец которой был у меня в руках. Джесс мог уехать как угодно далеко, хоть на край света, но эта нить всегда будет привязывать его ко мне, хочет он того или нет.
Скрип ворот, рокот мотора, тяжелый хлопок дверцей… Все-таки он уезжает. Да бог с ним, какое это теперь имело значение? Я почти с головой завернулась в одеяло, чтобы в полной мере насладиться сотрясавшей меня лихорадкой. Да, иногда совсем неплохо погрузиться в жар Постели. Мое ложе было моим последним убежищем. Вообразите, что я находилась на льдине, плывущей на юг. По мере того как температура будет повышаться, льдина растает.
Так вот, льдина «Руленд» совсем растаяла, от нее осталось только три метра матраца, на которых я еще могла плыть, перед тем как окончательно очутиться в воде.
Снова шум мотора, хлопок дверцей, поскрипывание ворот. Так точно: Джесс возвращается.
Его шаги в коридоре, потом на лестнице и наконец на площадке этажа. Их звук замер у моей двери. Она нехотя отворилась, и я увидела вдовца с обострившимися чертами лица.
Он надел костюм, которого я еще не видела — в широкую фиолетовую и синюю полоску. Сиреневая рубашка. Все вместе напоминало букет сирени и в то же время было настолько печально, настолько траурно!
Он был в шляпе, своей обычной соломенной шляпе с чересчур широкой лентой.
— Почему вы не встаете?
— Я заболела!
Он положил руку мне на лоб. Каким чудесным было это прикосновение! Лучше всякого компресса.
— Вызвать вам врача?
— Нет!
Мое состояние его нимало не интересовало, он явился не за тем, чтобы узнать, что со мной, а выведать у меня кое-что, и немедля приступил к делу.
— Луиза, вы мне солгали!
— Оставьте меня в покое.
— Моя жена не могла сказать вам, что я бросил ее под поезд умышленно, потому что спала в момент аварии!
— Значит, она проснулась в последнюю секунду. Много времени не надо, чтобы понять, что происходит!
— Ведь вы поклялись, что будете говорить правду!
— Да я готова еще раз поклясться, месье Руленд, даже перед судом, если это потребуется!
Он покачал головой. Ямочка на подбородке стала гораздо глубже, чем раньше.
— Скажите, месье Руленд…
— Да?
— Я хочу, чтобы вы взяли меня с собой в Америку, очень хочу! О! Не бойтесь, я не буду вам в тягость… Я буду вести ваше хозяйство и, даже если у вас будут другие женщины, даже если вы женитесь, ничего никому не скажу.
— Нет!
— Месье Руленд, я не могу жить вдали от вас. Я прошу только об одном — видеть вас. Готовить вам еду, кофе…
— В США в моем положении не держат прислугу, Луиза.
— Ну, тогда я буду работать где-нибудь поблизости!
Он прервал меня.
— Возможно, я никогда не вернусь в США, Луиза.
— Боже мой, это правда?
— Да.
— Вы говорите так не для того, чтобы доставить мне удовольствие?
— Нет! Скажите, вы действительно уверены, что Тельма…
Опять! Я была уже сыта по горло этой Тельмой!
— …Что Тельма произнесла именно эти слова? Вы уверены, что хорошо расслышали?
— Я не глухая. А если бы вы видели ее глаза, месье Руленд! Они метали молнии. Вам повезло, что она умерла, иначе бы она донесла на вас, и вы были бы теперь в тюрьме!
С потерянным видом он повторил, будто искал истинный смысл услышанной фразы:
— Повезло, что она умерла.
— Вот именно!
— Тельма никогда бы меня не обвинила!
— Однако она именно так поступила.
— Она бредила, Луиза, просто бредила…
— Нет, месье, это не так, она была в полном сознании. Она желала быть отомщенной, если хотите знать мое мнение.
— Тельма не была злопамятной. Если бы она даже думала, что это моя вина, она никогда бы не пожелала подобной вещи!
— Что вы об этом знаете? Вы когда-нибудь были на пороге смерти? Когда жизнь вот-вот уйдет, и вы уверены, что по вине мужа, чертовски захочется, чтобы ему за это воздалось!
Он присел на край кровати, придавив мне ноги. Мне было немного больно в лодыжках, но я не пошевельнулась, потому что, ощущая его тяжесть, начинала верить, что он никогда не уйдет от меня.
— Если бы вы знали, как я люблю вас, месье Руленд!
Мне хотелось назвать его Джессом, как в первый вечер, но теперь это стало невозможным.