— Что―то случилось? ― когда он промолчал, губы растянулись в ещё большей улыбке. ― Если думаешь, что я боюсь, то всё в порядке. Мне совсем не страшно.
— Дело не в этом.
— А в чем? ― лукаво спросила она. ― Теперь испугался ты? ― надеялась, что это вызовет у него улыбку, но Дарен продолжал внимательно смотреть на меня, заставляя хватку становиться крепче ― он словно боялся, что может невольно, бездумно разжать пальцы. ― Перестань… всё будет хорошо. Я ведь не с парашютом прыгать собралась. И не на гору залезаю. Вот, если бы мне вдруг захотелось покорить Эверест, тогда тебе стоило бы волноваться, но я вряд ли когда―либо осмелюсь совершить такое безу…
— Я люблю тебя.
Запнулась, чувствуя, как закружилась голова.
— Что?
— Я люблю тебя, ― повторил, а затем коснулся ладонью моей щеки, ― люблю. И был идиотом, потому что не осмеливался сказать этого раньше.
Выдохнула, ощущая, как сердце внезапно остановилось.
Оно не билось ― в самом деле, не билось.
— Ты говоришь серьезно? Это ведь… не под влиянием момента, да? Не потому, что мы здесь и…
— Ещё никогда в своей жизни, слышишь? ― оборвал он меня. ― Никогда в жизни я не говорил ничего настолько серьезного. И ни в чем более я не был уверен сильнее, чем в том, что ты ― мой воздух. И я хочу дышать тобой каждый день. Каждую минуту, которая мне отведена. Я лишь… мне необходимо знать, что ты чувствуешь то же…
Закрыла глаза и прильнула к нему, вынуждая остальные слова так и остаться недосказанными. Его рот был теплым и влажным, пальцы, которые я запустила в его густые волосы, покалывало, а когда Дарен обнимал меня, тело пульсировало, заставляя всё внутри подпрыгивать, переворачиваться и пылать. Я ощущала, как по щекам стекали слезы ― попадая на губы, они делали поцелуй соленым, как бескрайнее море и сокрушительным, как океанский шторм.
Сейчас он целовал меня иначе: по―особенному. В каждое движение вкладывая невероятную нежность, отдавая счастье целого мира и забирая сидящую внутри боль ― всю до последней капли. Я неторопливо отстранилась ― меньше, чем на дюйм.
— Я чувствую то же, ― тихо ответила, ощущая его опаляющее дыхание. ― Всегда чувствовала. И всегда буду. Я стала счастливой, когда полюбила тебя. И клянусь, мне было достаточно этого. Но теперь… ― улыбнулась ему в губы, ― теперь я стала ещё и свободной. Ты сделал невероятное… позволил раненой птице вновь расправить крылья. Иногда я спрашиваю себя: разве еще кто―то может быть счастлив хотя бы в половину так же сильно, как я?
— Может, ― прохрипел Дарен, на выдохе прикрывая глаза, ― и намного больше, чем в половину. Я счастлив. Я. Потому что самая необыкновенная женщина на земле выбрала меня.
— Да. Я выбрала тебя. И если понадобится, буду выбирать каждый раз. Снова и снова. Я лишь должна знать, что ты так же выберешь меня.
— Всегда. Я обещаю, что всегда выберу тебя.
Всхлипнув, зарылась носом в его шею и сильнее прижалась к мокрому латексу.
Я получила один из величайших даров Небес и сейчас, крепко сжимая Его в своих руках, твердо знала ― мечты сбываются.
12. Дарен
Двадцать лет назад
Пламя. Обжигающее. Яркое. Неистовое. Вспыхивая багровым жаром, оно поднималось к небу, ревело и перекидывалось из одной части дома в другую, заставляя стекла лопаться и разлетаться, а мебель трещать.
В воздухе пахло гарью и смертью.
Крики. Рыдания, переходящие в тихие всхлипы.
Я слышал её мольбы о помощи так отчетливо, словно находился в этом пекле вместе с ней. Но это было не так. Меня не было рядом, когда её тело опалял кровавый огонь. Когда она испытывала ни с чем несравнимые муки.
Она звала меня. Выкрикивала моё имя, веря в то, что я услышу и обязательно приду. И я слышал. Но сильные руки держали так крепко, что все попытки освободиться из стальной хватки выглядели смехотворными и ничтожными.
Я не переставал вырываться и брыкался до тех самых пор, пока пожарные не потушили огонь. Спасатели забегали внутрь ― звуки вокруг теперь звучали отдаленно, зато биение собственного пульса я слышал более, чем громко ― отец разжал пальцы лишь, когда из наполовину обугленного дома начали выходить.
Я сорвался с места ― слезы жгли глаза, из горла вырывались хриплые стоны ― судьба снова испытывала меня. Сначала ушла мама, а теперь я мог потерять и своего единственного друга ― ту, которая понимала меня, поддерживала, делала лучше.