И я был лучше.
Ради неё.
А теперь… теперь внутри будто бы что―то надломилось. Словно цепи, до этого момента сковывающие моего Зверя, порвались, выпустив Его наружу.
Из дома начали выносить носилки. Одни. Вторые. Третьи.
Мне было двенадцать, но этого было достаточно для того, чтобы я отчетливо понимал, что означало белое покрывало.
Обессилено рухнув на колени, зарыдал в последний раз ― тихо, но истошно, чувствуя, как сердце безжалостно рвется на части.
Наши дни
Знакомый взволнованный голос. Прохладные руки, коснувшиеся обнаженной груди. А затем мой собственный глухой стон:
— Нет…
— Дарен?
— Это ты! ― закричал, начав беспокойно вертеться. ― Это всё ты!
— Дарен! Очнись! ― руки слегка встряхнули, я распахнул глаза и резко сел на постели. Сердце колотилось как ненормальное, а холодный пот покрывал напряженную спину. ― Что тебя мучает?
Невольно прикрыл глаза.
— Ничего.
Эбби подогнула под себя колени и осторожно коснулась моего лица.
— Расскажи мне.
— Я не могу забыть, как она горела… ― запнулся и сглотнул ком, ― её крики постоянно в моей в голове. Повторяются, как чертова пленка…
— Эрин? ― шёпотом спросила она. Я кивнул. Она осторожно взяла мою руку, а затем крепко её сжала. ― Что случилось?
Воспоминания о той ночи заставили ощутить знакомую ноющую боль в груди.
Никогда и ни с кем я не говорил о том, что произошло, но сейчас мне захотелось открыться. Именно ей.
— В ту ночь стояла теплая погода. Сухая, безветренная и тихая. Словно природа знала, что должно было произойти. ― Эбби молча слушала, не смея шевелиться. ― Я проснулся, почувствовав запах дыма: окно было открыто, а из―за спертого воздуха он вызывал тошнотворное удушье. Когда я выглянул на улицу… ― запнулся, ощутив, что она сильнее стиснула пальцы ― … так, как в ту ночь, я не бежал ещё никогда. Думая, что вытащу Эрин… что мы вместе поможем её родителям, но… смог подойти не ближе, чем на сорок ярдов. Отец удержал.
— Он испугался за тебя, ― тихо ответила она.
Усмехнулся.
— Вряд ли ему было до меня. Но ты права, двигал им именно страх. За свою жизнь.
— У вас были сложные отношения?
— Не уверен, что это вообще можно было назвать отношениями. Томас Бейкер не знал, что такое любовь. Он был беспощадным, властным и расчетливым. И даже мама не смогла сделать его другим.
— Но она всё равно боролась за него.
Поднял на Эбигейл глаза.
Я никогда не понимал, как такая мягкая и добросердечная женщина, как Лилиан Дэшвуд, могла выйти за такого жестокого человека, как мой отец. А теперь внезапно осознал ― она его любила. Несмотря на то, что внутри он был чудовищем, мама видела в нем что―то хорошее, пыталась… достучаться до него.
Но разве возможно изменить монстра?
— Я не знала твоего отца, но уверена, что ты совсем на него не похож. ― она приблизилась, обхватив ладонями моё лицо, и я затаил дыхание. ― Ты не осознаёшь, насколько прекрасен внутри. Тебе ведомо чувство сострадания, и ты не понаслышке знаешь, что значит кого―то терять. Вот, почему ты всегда так рвался помогать тем, кто в этом нуждался: мне, деткам―сироткам… всем. Да, твоё сердце кровоточит, но я знаю, что в нем есть место для радости, потому что видела, как ты можешь смеяться. Иногда эти синие глаза горят от злости и наполняются болью, но в остальное время они светятся заботой и преданностью.
— Я не смогу измениться полностью, ― ответил, боясь лишиться спасительного света её глаз, ― Зверь внутри меня всегда будет жить и не оставит попыток вырваться.
— Тогда я буду рядом, чтобы вовремя встать у него на пути, ― она слабо улыбнулась, со всей присущей ей нежностью разглядывая моё лицо.
— Эбби…
— Да?
— Обними меня.
И она обняла. Прижала к себе, отдавая всю свою любовь и ласку, вверяя себя.
Я уткнулся носом в её шею и вдохнул знакомый запах ― мне необходимо было осязать её, чувствовать, что она рядом.
Скользнув по покрывалу вниз, положил голову ей на живот, прильнув к родному, любимому телу, и закрыл глаза. Эбби не отстранилась. Устроившись поудобнее, запустила пальцы в мои волосы и неспешно гладила их, заставляя каждую клеточку внутри наполняться невероятной теплотой.
Пульс замедлялся, дыхание выравнивалось ― её близость успокаивала и рождала во мне желание меняться. Эта маленькая нежная девочка вытаскивала меня из Ада, в котором я находился последние двадцать лет.