Раздосадованному кебмену за ожидание доплачивать, очевидно, никто не собирался. На него и вовсе не обратили внимания…
И то правда: заморочный джентльмен, будто назло экипажнику, открыл дверцу, и в салон вновь забрались мальчишка, потеющий человечек в котелке и, трижды будь он неладен, чернокожий тип.
Кебмен тихо зарычал…
…Игнорируя странный приступ рычания с передка кеба, доктор Доу, прежде чем сесть в экипаж, повернулся к толстому констеблю.
– Вы все поняли, мистер Бэнкс?
– Все понял, сэр.
По лицу Бэнкса было видно, что ему неприятно обращаться к доктору почтительно, но сейчас они работали сообща, и он рассматривал все это лишь как временное неудобство и вынужденное перемирие для достижения цели. А еще констебль был крайне огорчен: они уже почти сцапали того напудренного толстосума, но в итоге им пришлось покинуть клуб «Гидеон» с пустыми руками. К тому же выполнять поручения, не понимая их сути, казалось констеблю Бэнксу унизительным. Но новенький самокат, повышение… что ж, это того стоило…
Вместе с Хоппером они забрались в полицейский фургон, и тот двинулся в сторону Дома-с-синей-крышей.
Что касается кеба доктора Доу, то он обогнул парк и рванул как угорелый по новому озвученному адресу: заверение «Это полицейское дело» обычно является неплохим погонщиком для различного рода личностей, которые поторапливаться не привыкли.
Внутри кеб был полон напряженного молчания и… запаха, исходящего от Вамбы.
Доктор искоса поглядел на сидящего напротив туземца и приоткрыл окошко. В салон тут же проникли холодный воздух и звуки уличного движения.
Вамба сидел тихо, словно опасался, что его вот-вот выгонят и заставят бежать следом за экипажем. В кебе он ехал второй раз в жизни (первый был, когда они прибыли в клуб «Гидеон»).
Дышать в салоне стало немного легче, но от напряжения, облачившего пассажиров в невидимые тесные и глухие костюмы, так просто было не избавиться.
Мистер Келпи в одной дрожащей руке сжимал котелок, другой обтирал лоб платком и часто-часто моргал, словно ему в глаза попало целое облако соринок. Лекарства при бабочнике больше не было, и ему не терпелось вернуться в ГНОПМ, где хранился его запас. Подбирающаяся все ближе лихорадка делала его нервным и раздражительным.
– Доктор, я ничего не понимаю, – сказал он. – Что там произошло, в клубе? Вы обвиняли сэра Уолтера Фенниуорта, но… я не уверен, что вы вообще считали его подозреваемым. Или я не прав? У вас ведь был только лишь мотив?
– Еще был запах чернослива, – вставил Джаспер.
– О, этот запах чернослива… – сказал доктор Доу. – Очень умно…
– Вас нисколько не удивило известие о болезни сэра Уолтера, – продолжил бабочник. – Если вы и прежде не считали его убийцей, то зачем в таком случае ввели всех в заблуждение?
– Мне нужно было узнать все о пари, мистер Келпи. В прошлый раз, когда речь зашла о Черном Мотыльке, я отметил странную реакцию сэра Уолтера – он был возбужден и, как мне показалось, обрадован. Что никак не вязалось с нашими подозрениями и противоречило им. Вся эта история с пари не давала мне покоя с самого начала – уж очень она походила на изворотливую попытку получить желаемое и скрыть при этом свою заинтересованность. Так что по сути меня волновало лишь то, как они обыграли, чтобы пари предложил сэр Крамароу. Мы уже были в клубе «Гидеон», говорили с этим джентльменом, и он ничего не рассказал. Что ж, я решил применить встряску – образно выражаясь, погрузил сэра Уолтера в ванну со льдом, чтобы у него не было возможности юлить и скрытничать. Я знал, что сэр Уолтер из-за его болезни лишь косвенный участник всего этого дела. Но панацея из слез Черного Мотылька… Подумать только! Как… смело!
– Вы хотели сказать «отвратительно»? – Мистер Келпи крепко сжал в руках поля котелка, смяв их. – Эти мерзавцы собирались мучить бедное создание – выжимать из него слезы, чтобы получить лекарство для богачей… Гнусно!
Натаниэль Доу пожал плечами. Он был не согласен с мистером Келпи: да, методы заговорщиков оставляли желать лучшего, но результат… Как практикующий доктор он знал, что многие революционные открытия были сделаны в весьма неоднозначных условиях и то, что сейчас спасает жизни, когда-то было открыто и изобретено на костях, слезах и крови – причем буквально.
– С медицинской и научной точки зрения… – начал было доктор, но бабочник гневно перебил его:
– Это гнусно с любой точки зрения!
Доктор Доу не стал спорить и промолчал. К тому же он признавал, что стрелка на компасе его личной морали слегка отклонена вбок от общепринятой, и ему не хотелось лишний раз огорчать такого приятного и доброго (хоть и наивного) человека, как мистер Келпи.