– Счастливого излечения, сэр Уолтер, – проговорил сэр Крамароу и снова повернулся к мистеру Келпи.
Раздался звук отдаляющихся шагов, стук трости по камням, джентльмен поднялся по лесенке, а затем скрипнула на старых петлях дверь. В подвале остались лишь сэр Крамароу, мистер Блохх и бьющийся в агонии мистер Келпи.
– Но вы же… вы же… это невозможно! – выплевывал слова вместе с черной пеной изо рта бабочник. – Вы не можете… вы – хороший человек, сэр Крамароу…
Сэр Крамароу смотрел на него с презрением. Оглядывал его истончившуюся молочно-белую кожу, покрытую уродливым узором черных вен, ввалившиеся щеки, налитые багрянцем мешки под глазами. Он протянул руку и осторожно потрогал просвечивающуюся грудь мистера Келпи; в ответ на его прикосновение нечто внутри бабочника резко колыхнулось, словно почувствовало – ему это не понравилось, и оно попыталось отстраниться.
– Как я погляжу, профессор передал вам свою закостенелость взглядов, – сказал сэр Крамароу. – Но при этом так и не поделился своими подозрениями… Старый лжец и лицемер, этого стоило ожидать…
– Но это же мистер Пиммз… Он за всем стоял…
– Мистер Пиммз также прекрасно отыграл свою роль. Как он все изумительно рассказал! Его история тронула меня до глубины души. И тронула бы еще сильнее, если бы я не знал вторую ее часть. О том, что это я нанял мистера Блохха и все организовал. А он просто взял всю вину на себя, как и было задумано. Пожертвовал собой, чтобы никто не догадался об истинных целях заговора. Что все это было сделано ради того, чтобы отыскать вас, мистер Келпи.
Мистер Келпи застонал и заплакал, но слез не было. Он не верил в происходящее, не хотел верить. Ведь все закончилось! Все уже снова стало хорошо!
– Любопытно, Ротфорт уже вернулся с рынка? – тем временем спросил сам себя сэр Крамароу. – Надеюсь, он выбрал селезневую морковь посвежее… хотя о чем это я? Ротфорт – настоящий мастер своего дела…
Мистер Келпи все понял. Он знал, что Ротфорт – это повар сэра Крамароу.
– Вы хотите съесть меня? – с ужасом выдавил он.
– О, не вас, что я, монстр какой-то? Я хочу съесть то, что находится внутри вас.
– Рецепт Треннье. Профессор знал…
– Он подозревал, что это я, что Робертсон работал на меня. Поэтому он и прекратил общение со мной, поэтому отказывался от денег на новые экспедиции, поэтому пытался отговорить Руффуса.
– Вы все это делали просто ради… ужина? – в отчаянии просипел мистер Келпи.
Сэр Крамароу рассмеялся:
– У каждого своя навязчивая идея, своя – мне нравится это слово – мания. Я просто слишком долго думал об этом, слишком глубоко погряз в своих фантазиях. Чем я хуже господина Барбатина из детской считалки, объездившего весь мир в поисках самой вкусной шоколадки? Что ж, как и он, в итоге я обнаружил то, что искал, у себя дома, на соседней улице.
– Безумный… ненормальный…
– И о нормальности мне что-то говорит куколка мотылька из джунглей, прикидывавшаяся человеком?
– Но я… я ядовитый… меня нельзя есть.
– Прошу вас, мистер Келпи. Мы оба знаем, что ядовиты лишь самки Черного Мотылька.
Мистер Келпи застонал:
– Не надо… прошу вас…
Сэр Крамароу словно не услышал.
– Я столько лет этого ждал, – вдохновенно проговорил он. – С тех самых пор, как ко мне в руки попал рецепт… Вы же знаете, какой я гурман. Но вы не огорчайтесь так, Келпи, – вы станете коронным блюдом вечера… коронным блюдом всей моей жизни…
– Меня станут искать… Доктор Доу…
Сэр Крамароу снова рассмеялся.
– Боюсь, никто не узнает о том, что с вами произошло, Келпи. Никто не станет вас искать. Все будут думать, что вы отправились в экспедицию с профессором Грантом. Кстати, нужно не забыть выписать в «Ригсберг-банке» чек на имя профессора. Я ведь человек науки, как-никак. А он был так рад, что получил средства для экспедиции. И всего-то ему нужно было для этого позвать вас с собой, Келпи.
– И он… он тоже?
Мистер Келпи не хотел в это верить. Безнадежность сковала его. Он весь трясся, но при этом мог думать лишь о том, как не хочет умирать. Ведь он еще столько всего не попробовал, столько всего не узнал, он так мало прожил… Это нечестно! Несправедливо! Почему его кто-то должен есть? Они ведь не в джунглях Кейкута, а в цивилизованном городе, где люди не едят людей… И тут он вспомнил, что он не человек. И заплакал. Горько, жалобно заплакал.
– Я хочу… жить…
– Вы достаточно пожили, Келпи, – последовал безжалостный ответ. – Выиграли себе целых двадцать лет. Знаете, я очень надеюсь, что мясо мотылька, как вино, с годами стало лишь выдержаннее.