У нее не было сил спорить.
– Ты не должна делать то, что задумала, мамочка, – продолжил Калеб. – Я знаю, что ты хочешь вонзить нож сперва в своего любимого сыночка, а потом вонзить его в себя.
Она промолчала.
– Ты просто пока что не видишь, но у тебя есть выбор…
– Выбор? – усмехнулась Марго. Это существо говорило не так, как ее восьмилетний ребенок. Судя по словам, которые оно произносило, оно было намного, намного старше.
– Да, выбор, мамочка. Ты можешь умереть, а можешь продолжать жить. И все будет как прежде.
– Как прежде ничего не будет.
– Да. Но у тебя будет твой сыночек. Хозяин сказал…
Из ее горла вырвался отчаянный хрип.
– Твой проклятый Хозяин!
– Он сказал, – не обратил внимания на ее слова Калеб, – что любовь мамочки к своему сыночку безгранична, потому что он ее плоть и кровь. Потому что он – продолжение ее самой. И я – твое продолжение…
– Ты не мое продолжение! Ты маленький гаденыш…
– Гаденыш! Мне нравится это слово, – широко улыбаясь, проговорил мальчик. – Может, я и гаденыш, но где-то здесь, внутри, еще живет милый, загнанный, забитый в угол Калеб. Он плачет и зовет тебя: «Мама! Мама! Ты же не бросишь меня, мама?! Ты же не убьешь меня, мама?!»
Нож в ее руке дрогнул.
– Его уже нет. Он давно исчез.
– Не-ет, – протянул мальчик. – Он по-прежнему здесь, и, если хочешь, я буду его иногда выпускать.
– Ты лжешь.
– Я не лгу. Я никогда тебе не солгу. Знаешь почему?
– И почему же?
– Потому что я тебя люблю, мамочка.
– Любишь? – с ненавистью процедила она. – А Джонатана?
– Папочка сошел с ума и…
– Хватит! – закричала Марго.
Ее не интересовало, как именно проклятая кукла заняла место Калеба, было ли это как-то связано с отрезанным, а потом снова пришитым лицом, планировал ли заранее Малыш Кобб, чтобы его сожгли, или просто все удачно для него совпало. Она хотела узнать другое. Джонатан словно завещал ей непонимание и неуемное желание понять причины…
– Что мы сделали этому проклятому Гудвину? За что он так с нами? Что ему от нас нужно?
– Ой, ему ничего не нужно. У него всё есть. Это был… был… экс-пе-ри-мент…
– Эксперимент?
Калеб кивнул:
– Он просто пытался подарить мне мамочку. Подарить мне жизнь настоящего мальчика. У него не получалось до этого, а тут получилось. Но ты не должна об этом думать, мамочка. Лучше подумай о другом. Здесь есть я, есть ты, где-то внутри стенает тот, кто жил в этой комнате до меня. Я буду иногда его выпускать. Мы закопаем папочку, и все будет хорошо. Ты будешь готовить разное вкусное, а я буду учиться в школе и играть в игрушки. Я обещаю примерно себя вести… временами. Ну, или ты сейчас убьешь нас. Но только представь: а что, если я и правда не лгу и Калеб все еще здесь? Зная, что существует такая вероятность, ты сможешь убить его? Так что же ты выберешь, мамочка?
Она почувствовала, что сходит с ума. В этот момент Марго Мортон просто не стало. Как будто она уже взяла и сделала то, что собиралась сделать. Как будто вонзила нож сначала своему сыну, а потом и себе прямо в сердце. Ее просто не стало, ведь как еще объяснить то, что случилось дальше.
Марго положила нож на тумбочку, взяла из руки Калеба галстук и, обвив его вокруг воротника рубашки мальчика, принялась аккуратно повязывать: обернула, снова обернула, продела в петельку, затянула…
Калеб глядел на нее не моргая и улыбался.
Когда дело было сделано, Марго взяла мальчика за руку, и они покинули детскую.
Моё пост-имаго. История о таинственном происшествии, жуткой твари и кулинарных рецептах
Часть первая. Таинственное происшествие
Глава 1. Пассажир с поезда «Дурбурд»
Доктор Доу отчаянно не хотел этого делать, но в итоге все же надел шарф. Он потянул за неприметный шнурок – и шарф ожил, зашевелился: сам собой обернулся вокруг шеи и затянулся узлом.
Шарфы доктор не любил – было в них, по его мнению, что-то неизящное, неаккуратное. То же касалось и «Самозавязывающихся шарфов Хоффа». И хоть это новомодное изобретение считалось «выбором настоящего джентльмена», в понимании Натаниэля Френсиса Доу, своим легкомысленным видом оно не отличалось от старых, обычных шарфов.
«Утешает, что это хотя бы ненадолго», – подумал доктор.
Надев цилиндр и перчатки, он придирчиво осмотрел себя в зеркале, которое висело на стене у вешалки.
«Безупречно. За исключением шарфа…»
Его взгляд упал на торчавшую из прорези погодного датчика метеокарточку: