Малыш Кобб почти прекратил вертеться. Марго не верила своим глазам: деревянная кукла действительно засыпала, убаюканная колыбельной! До сего мгновения Марго считала, что Малыш Кобб нагло врет и ей придется как-то его заговорить, отвлечь, но он и правда… уснул.
Кукла захрапела.
Марго подняла руку и осторожно взяла ствол револьвера двумя пальцами, потянула. Но, видимо, она сделала это слишком резко, поскольку Малыш Кобб громко всхрапнул и еще крепче сжал рукоять. Вытащить револьвер было невозможно, и тогда Марго решилась на кое-что более опасное…
С содроганием Марго прикоснулась к подбородку спящей куклы. Или, вернее, к подбородку собственного сына. Под ее пальцами была тонкая, нежная и влажная от крови кожа, и ее едва не стошнило.
Она почти перестала дышать. Потянула… медленно-медленно… И лицо поползло, словно простая тряпочка.
Дюйм за дюймом… она тянула лицо с проклятой куклы, и под ним все больше обнажалось лакированное окровавленное дерево.
В какой-то момент Малыш Кобб пошевелился, и ей показалось, что он проснулся. Марго замерла, ожидая, что Малыш Кобб вот-вот вскинет револьвер и выстрелит, но тот спал – храпел, как и раньше. Он не заметил ни того, как она стащила с него лицо, а затем с отчаянием и очередным приступом тошноты положила его на прикроватную тумбочку, ни того, как она потянулась к нему самому, а затем…
Одним движением Марго схватила куклу за ворот пижамной рубашки, вытащила из-под одеяла и зашвырнула в камин. А затем закрыла решетку.
Тварь мгновенно проснулась и заорала. Не понимая, что происходит, она разжала пальцы и выронила револьвер. Тот исчез в углях, но даже если бы кукла не потеряла его, нажала на спусковой крючок и выстрелила, Марго все равно не выпустила бы ее наружу.
Малыш Кобб принялся биться в решетку. Марго придавила ее всем телом, схватилась за раскаленные прутья, отчего ладони тут же покрылись ожогами, и закричала:
– Джонатан! Джонатан!
Подняв тучу золы, Малыш Кобб метался в камине и ревел, как дикий зверь. И все же огонь отчего-то не торопился охватывать его целиком. Он пропалил пижаму, обжигал ноги и руки куклы, но при этом едва облизывал тварь, словно ему был неприятен сам ее вкус.
Малыш Кобб неистово пинал решетку. С каждым ударом та дрожала и отпрыгивала, но Марго не отпускала прутья. Детская уже была вся в дыму – от него резало глаза, копоть и зола лезли в нос, из камина летел пепел, спину и затылок обдавал нестерпимый жар…
И тут прогремели выстрелы. Бам! Бам! Бам!
Марго решила, что кукла все-таки нашарила в углях револьвер, и мысленно простилась с жизнью.
Бам! Бам! Бам! Пуля прошла через прорезь меж прутьями и обожгла ей руку.
Марго вскрикнула и обернулась. Кукла и не думала стрелять – она прыгала, высоко задирая коленки, и дергала руками, как в каком-то жутком танце. А покрытый сажей револьвер по-прежнему лежал среди углей. Видимо, патроны в барабане нагрелись и взорвались.
«Где же Джонатан?! – пронеслось в голове. – Почему он не слышит?!»
Взгляд Марго упал на керосиновую лампу. Решение пришло мгновенно. На миг отпустив решетку, она схватила лампу и зашвырнула ее в камин. Звякнуло разбившееся стекло. Керосин попал на Малыша Кобба, на его волосы, пижаму – и он загорелся как фитиль.
Малыш Кобб завизжал еще громче. С удвоенной силой он начал биться в решетку, но, несмотря на жар, на дым, на душераздирающий визг, Марго по-прежнему держала ее. Нельзя выпускать тварь из камина! Ни за что нельзя!