Тихий, молчаливый, задумчивый, он почти не покидал свою комнату, ел очень мало и реагировал, когда к нему обращались, не сразу, словно какое-то время пытался понять, что этим странным людям от него нужно.
Марго как могла пыталась его расшевелить, старалась окружить заботой, но было видно, что его это лишь раздражает. В какой-то момент ей удалось разговорить сына, и он, заикаясь и сбиваясь, признался, что лицо, его старое лицо, кажется ему чужим. Калеб боялся, что, если он резко наклонится или кашлянет, оно отпадет.
Марго хотела его утешить, но он отвернулся и замкнулся в себе, и ей не оставалось ничего иного, кроме как оставить его в покое. Она чувствовала себя совершенно беспомощной, понимала, что произошедшее травмировало Калеба сильнее внутри, чем снаружи, но ничего не могла с этим поделать.
О произошедшем, к слову, не говорили. Совсем. Эта тема висела в спертом воздухе квартиры, пряталась в пыли под кроватями, покоилась в ящичках комодов и гардеробов, но никто не хотел ее поднимать. Мортонам казалось, что, если только заговорить об этом, все вернется, ужас снова поселится в их доме, и они просто не смогут еще раз его пережить.
Марго между тем избавилась от всех следов трагедии, надеясь, что вместе с ними избавится и от ощущения безысходности. Вооружившись щетками и совком, она вычистила уголь, золу и пепел из камина в детской, собрала все это в мешок, а мешок выставила за дверь. Ей казалось, что пока эта тварь, пусть и в виде золы, находится в доме, ее семья не сможет оставить случившееся. Марго ощущала, что проклятая кукла как будто до сих пор здесь: сидит с ними за одним столом, бродит по лестнице, прячется на чердаке. Ей постоянно чудилось в тишине квартиры мерзкое и ехидное «м-м-мам-м-мочка».
Когда стемнело, она выглянула в окно, чтобы удостовериться, что праха куклы больше нет рядом с их домом, но вместо этого с раздражением отметила, что дворник снова «забыл» забрать мешок, а еще она увидела, как что-то копошится у двери. Что-то большое – вроде бы уличный пес, – опустив морду и лапы в мешок, обнюхивало его содержимое в поисках чего-нибудь съедобного.
Марго уже думала выйти за дверь и прогнать животное, но тут свет фонаря упал на его отвратную морду, на шесть тонких, поросших редкими волосами ног, и она в ужасе задернула штору. Блоха! Гигантская блоха из Фли! Откуда она здесь, в самом сердце Тремпл-Толл?!
Наутро ни блохи, ни мешка, ни ответов не было.
Улица Каштановая была тихой и сонной. Никаких драм, истерик и скандалов. Живущих здесь людей спокойно можно было принять за лунатиков, и это несмотря на то, что улица располагалась неподалеку от Неми-Дрё, шумной центральной площади Саквояжного района.
Росшие здесь каштаны почти полностью облетели. Клочки тумана, оставшегося после шквала, запутались в ветвях. Порой по выложенной брусчаткой узенькой мостовой стучали колеса экипажей, трещали звонки велоциклов. В какой-то момент прогромыхала дымная пароцистерна рыбника; «Карасики мистера Доуза» – было выведено черными трафаретными буквами на ее покатом боку. Девушка в твидовом платье и клетчатом коричневом пальто пронеслась на паровых роликовых коньках, из тоненьких выхлопных труб которых в воздух поднимались струйки красноватого дыма. Девушка исчезла так же быстро, как появилась, умчалась, и вряд ли ее ждало впереди что-то плохое.
Марго захотелось вот так же: надеть пылящиеся на дне обувного комода старые роликовые коньки, толкнуть дверь и… разумеется, она никуда никогда не отправилась бы.
Миссис Мортон сидела у окна. Она больше не могла находиться в этой темной затхлой квартире, но и мысль выйти на улицу была для нее невыносима. С недавних пор внешний мир ее пугал: слишком много зла бродит по улицам и переулкам, слишком много тьмы ездит в трамваях и ждет на станциях. Но эта затхлость… Марго тошнило от одного взгляда на полосатые обои, на обитую старым плюшем мебель, на стопки газет со всеми этими заголовками, криками восклицательных знаков, недоумением знаков вопросительных и нерешительностью многоточий. А еще здесь стоял запах… Нафталин и тягучее, вяло протекающее отчаяние.
Поэтому Марго просто поставила кресло напротив окна в гостиной и представила, будто она одновременно и дома, и на улице. Или, скорее, ее нет ни здесь, ни там. И просто часами сидела в кресле, безразличным взглядом провожая спешащих мимо прохожих и проезжающие экипажи. Мистер Миллн на своем трехколесном велоцикле развозит молоко. Откуда-то с той стороны улицы доносится шелест метлы – это мистер Тувиш сметает листья под каштанами. Мимо окна, что-то обсуждая, прошли миссис Тиззл и ее подруга миссис Хенн. Поравнявшись с № 24, они покосились на «зловещий дом», увидели Марго в окне и ускорили шаг. Ей было все равно.