Ученикам было запрещено каким-либо образом привлекать внимание к случившемуся или поднимать эту тему, но, разумеется, несмотря на все запреты, какие только истории не ходили по школьным коридорам, а с ударом колокола, знаменующим начало большой перемены, эти истории выскользнули и во двор.
Старые друзья во что-то играли, лениво болтали о том, как тяжело учиться, а еще о том, что хочется поскорее вернуться домой. Картавый Суили хвастался новой игрушкой…
После всего, что произошло, Калеба не интересовали игрушки, игры и тому подобное. Ничто не приносило ему радости – откуда-то он знал, что больше никогда не сможет улыбаться. Впрочем, ему и не хотелось.
Так он и сидел первые десять минут перемены, думал о произошедшем, думал обо всем плохом, что еще случится впереди, когда вдруг почувствовал, что кто-то стоит у ограды со стороны улицы. Он обернулся и увидел… его.
Это был высокий худой человек в двууголке и длинном пальто. Лицо его скрывалось за белой носатой маской, а вокруг шеи был обмотан длинный красный шарф.
– Эй, мальчик, подойди-ка сюда, – негромко позвал незнакомец.
Калеб огляделся по сторонам. Другие дети совершенно о нем позабыли и занимались своими никому не нужными делами. Мистер Споллвуд, как обычно, мечтал об аэробомбе, которая просто обязана была вот-вот рухнуть прямо в центр этого двора. Всем было все равно. Мама часто твердила Калебу, что ни в коем случае нельзя заговаривать с незнакомцами, но все же что-то подтолкнуло его, он встал с качелей и подошел к ограде…
Вблизи незнакомец казался еще более высоким и тощим. В руках он держал трость.
Незнакомец заговорил. Все началось с вопроса, а затем переросло в целый монолог – человек в маске что-то спрашивал, уточнял, Калеб ему что-то отвечал. Речь была о чем-то настолько странном, что мальчик даже не особо понимал сути.
За спиной вдруг раздался строгий голос:
– Мортон!
Калеб вздрогнул, обернулся и увидел идущего к нему быстрой походкой мистера Споллвуда.
– Кто это был? – спросил учитель, подойдя.
Калеб повернулся к ограде, но за ней уже никого не было.
– К-к-какой-то джентльмен, – заикаясь, ответил мальчик. – С-с-спрашивал дорогу, с-с-сэр…
– Сейчас будет звонить колокол, – подозрительно косясь на опустевшую улицу за оградой, проговорил учитель, после чего поглядел на Калеба. – Возвращайтесь в школу, Мортон, и больше не заговаривайте с незнакомыми людьми.
– Х-х-хорошо, сэр.
– Мортон!
– Да, с-с-сэр?
– Куда нужно было этому джентльмену?
Калеб пожал плечами:
– Улица К-к-кошмаров, на к-к-которой находится дом… э-э-э… с т-т-тайнами.
– Не знаю такого места.
– Я т-т-тоже, сэр.
Калеб поплелся ко входу в школу, но не успел он пересечь двор, как к нему сзади подошли два старших ученика, Тревор и Хоули, известные задиры.
– Эй ты, уродец! – засмеялся Хоули. – У тебя лицо сползло! Не хочешь поправить?!
– Вы только поглядите! – вторил ему Тревор. – Его криворукая мамочка криворуко пришила ему личико на место. И что ты нам промямлишь на это, глупый заика?
Калеб вжал голову в плечи, он заставлял себя не оборачиваться, а задиры продолжали идти в паре шагов позади и шпыняли его, но тут ударил школьный колокол – и толпа учеников разделила их. Дети вернулись в классы. Занятия продолжились…
День тянулся неимоверно долго. Как в каком-то сне. В школе все было так же уныло, как и всегда. По коридорам и в классах летали мухи – здесь они водились в избытке. Окна были затянуты пылью. Учителя и вовсе представляли собой самых скучных существ на всем свете.
Первый день после возвращения Калеба в школу ничем особо примечательным не запомнился. После большой перемены прошло еще четыре урока. Колокол снова прозвенел. Родители пришли за учениками. А за Тревором и Хоули приехал больничный экипаж: кто-то столкнул их с лестницы и они переломали себе руки и ноги, а Хоули – свернул шею…
Почти сразу после возвращения из школы, Калеб переоделся в пижаму и лег спать, хотя было еще совсем рано. Теперь он почти все время спал. Весь день на уроках он мечтал лишь о том, как придет домой, опустит голову на подушку, укроется одеялом и… всё.
Калеб закрыл глаза и прислушался. В доме было тихо. Мама – внизу, сидит в своем кресле. Она привела его домой, не говоря ни слова. Ее рука была ледяной и совершенно… не маминой. Папа – в комнате за стеной, сидит на кровати, сходит с ума. А может, и нет. Может, просто о чем-то думает… Калеб больше не понимал родителей. Они очень изменились, как будто это были и не они вовсе, как будто это с них… с них сняли лица.