Но Джонатан не слушал ее. Он схватил пальто и, даже не обратив внимания на шляпу, бросился вон из дома. Хлопнула дверь.
– Мама! – раздался голос Калеба.
Марго ринулась наверх и забежала в детскую.
Калеб стоял у окна и глядел на улицу, следил немигающим взглядом за быстро отдаляющейся в тумане фигурой отца. Тот сжимал в руке оружие, а прохожие шарахались от него в стороны. Распахнутое пальто трепетало на бегу.
– А куда пошел папа? – спросил Калеб, обернувшись.
На лице мальчика не было и следа былых слез, весь страх куда-то исчез, а в уголках глаз поселился совершенно недетский прищур.
Марго стояла в центре гостиной. На ней было застегнутое на все пуговицы черное платье с удушливым воротником, обхватывающим горло, словно пальцами душителя. Беспросветно-угольное траурное платье. Рядом, на столе, лежала шляпка с черной вуалью.
За эти дни много чего произошло. Сюда приходили и полиция, и душеприказчик мистер Гришем из конторы «Гришем и Томм», и Джеральдин, которая внезапно оживилась, словно наконец дождалась того, о чем невероятно долго мечтала. Марго прекрасно чувствовала плохо прикрытое удовольствие, которое та испытывала. Джеральдин с порога принялась лживо утешать ее, играя роль любящей старшей сестры, заботливой нянюшки и строгой учительницы в одном лице. Она заверила Марго, что той не о чем беспокоиться, что она сама организует похороны и все с этим связанное.
После самоубийства Джонатана прошло целых пять дней. Квартира не то что опустела, в ней за это время будто появился черный угол, из которого разрасталась тьма, и он, этот угол, с каждой минутой затягивал в себя всю прежнюю жизнь дома № 24. Постепенно ничего не осталось. Никаких эмоций, мыслей и чувств.
Часы пробили девять утра. С их последним ударом внутри Марго словно заработал какой-то механизм. Она отмерла, медленно повернулась и направилась вверх по лестнице, сжимая в руке большой кухонный нож.
Марго знала, что именно произошло. Она все поняла. Но было слишком поздно. Было поздно корить себя за то, что не поверила Джонатану, за то, что не поддержала его и оставила наедине с отчаянием. Кто-то словно откачал из нее специальной машиной все сожаления. Их место с недавних пор заняло лишь какое-то придушенное подушкой холодное осознание происходящего.
Она поднялась по лестнице, прошла мимо их с Джонатаном спальни и двинулась прямиком к детской. Зайдя в комнату, тихонько прикрыла за собой дверь.
Калеб стоял возле кровати, глядел в пол и ждал. На нем был черный костюмчик: штаны, жилетка и пиджачок. Из руки свисал непослушный галстук, который он так и не смог завязать. Когда мама зашла, мальчик даже не посмотрел на нее, но его губы тронула улыбка.
– Зачем тебе нож, мамочка? Ты хочешь порезать пирог? – негромко произнес Калеб. Это было сказано тем же голосом, который она слышала в этой комнате в ночь туманного шквала. Голосом, который она изо всех сил пыталась забыть.
Марго не ответила.
– Все хуже не бывает, да, мамочка? – спросил Калеб. – Почему ты их всех терпишь? Тетушка Джеральдин слишком груба с тобой! Тетушке Джеральдин никто не позволял так говорить с моей мамочкой. А еще те злые полицейские… Как бы они не споткнулись и случайно не упали в канаву со свернутыми шейками. Они не пожалели мамочку – даже не предложили ей платочек.
Марго опустила взгляд и шагнула вперед, не в силах смотреть на мальчика. Нож в ее руке был направлен острием в пол.
– Я знаю, что у тебя на уме, мамочка, – сказал Калеб. – Я вижу, что ты задумала…
– Неужели?
– Да. Ты хочешь, чтобы тетушка Джеральдин организовала не одни похороны, а трое… трое грустных похорон! Это очень-очень плохая идея, мамочка.
– Да? – безразлично спросила она. – Почему же?
– Потому что мне очень хочется жить! Как ты не понимаешь?! Это же так хорошо, когда ты – настоящий мальчик. Когда у тебя есть комната, игрушки и даже мамочка! Это же просто чудесно!
– А как же… как же… – Марго не смогла произнести его имя.
– Папочка сошел с ума и застрелился. Выстрелил себе в рот на скамейке в парке Элмз.
– Он не застрелился! Он бы не стал этого делать!
– Но так сказал мистер констебль.
Марго зажмурилась до боли в веках, после чего открыла глаза и ненавидяще уставилась на мальчика.
– Зачем эти игры? – спросила она. – Мы ведь с тобой сейчас здесь одни. Зачем ты продолжаешь играть и прикидываться? Это твой Хозяин убил Джонатана.
– Хм… нет же! Папочка сошел с ума и застрелился. Выстрелил себе в рот на скамейке в парке Элмз, – слово в слово повторил мальчик. – Так сказал мистер констебль.