– Келпи! – позвал доктор. – Мистер Келпи, вы живы?
Сбоку кто-то закряхтел, и из-под трубы медленно и неуклюже выбрался перепуганный и перепачканный в пыли и саже помощник главы кафедры Лепидоптерологии.
Сквозь тягучий пороховой дым доктор разобрал будто бы преследующий его сегодня запах. Чернослив.
***
Трамвай покинул Сонн и въехал в Тремпл-Толл.Ржавый коричневый вагон небыстро пробирался в тумане по северной части Саквояжного района, стонал и скрежетал, грозя развалиться на каждой стрелке. В трамвае сидело несколько выбравшихся в город, невзирая на непогоду, любителей тряски и качки: бесцельно катающиеся старухи, няня с ребенком, уткнувшийся в книгу парнишка, парочка клерков и две пухлые матроны, едущие до конечной и скрашивающие себе поездку вязанием и сплетнями.
На задней площадке, прислонив самокаты к дрожащей стенке вагона и подперев их огромными башмаками, чтобы не съезжали, стояли Бэнкс и Хоппер. Констебли глядели в окно на серые, тоскливые дома Тремпл-Толл, беседовали и ели пирожки с рыбой. Запах рыбы заполонил собой весь трамвай, и возмущенные пассажиры порой недовольно косились в сторону полицейских, но ничего, кроме негромкого бубнежа под нос, позволить себе не рисковали.
– Ну, вот, – проворчал Хоппер. Он уныло кивнул на пустующую сигнальную тумбу на перекрестке, возле которой обычно стоял Тоббинс. – Всех уже распустили. Четыре часа дня, а мы по-прежнему не в «Колоколе и Шаре», куда-то плетемся, сбиваем подметки. Наверное, мы сейчас единственные констебли на службе во всей Саквояжне.
– Не забывай, – напомнил Бэнкс, – что все это не просто так. Сегодня нужно как следует попотеть, зато потом…
– Не сильно люблю потеть, – сказал Хоппер.
– Потеющие хмыри – вообще мерзкие и отвратные личности, я так считаю, – продолжил Бэнкс. – Будь моя воля, отправил бы за решетку всех, кто потеет.
– Это точно. Там им самое место.
Бэнкс засунул в рот последний кусок пирожка и облизал губы.
– Что думаешь по поводу этих клубных толстосумов? – спросил он и презрительно хмыкнул. – Охотники-путешественники, тоже мне! Разъезжают по всяким там пустыням и джунглям, караулят зверье, снимают со зверья шкуры. Богатющие и самодовольные. А ты вот, Хоппер, хотел бы путешествовать, ошиваться по другим странам, места там разные разглядывать?..
– Да я и просто ходить не особо люблю, – признался Хоппер. – А еще и по пустыням топтаться? Это ж подумать только! Песок в сапогах, шлемы эти пробковые дурацкие, жарища, еще и зараза всяческая липнет.
– Это да, – согласился Бэнкс. – Вообще не понимаю, зачем куда-то волочиться? В Габене поуютнее будет.
Бэнкс и Хоппер были едва ли не единственными в этом городе, кто считал, что здесь может быть хоть в какой-то степени уютно.
– У богатеев свои причуды, – сказал громила-констебль. – Может, мягкие кресла натирают им богатенькие зады, вот они и пакуют чемоданы.
– Но этот наш голубчик… как там его?.. – Толстяк достал из кармана блокнот и сверился с записями. – Хэмилтон… Да, сэр Хэмилтон. Он не из особо богатых будет…
– С чего ты взял? – удивился напарник.
– Все просто, Хоппер, – хмыкнул Бэнкс. – Мы вернулись обратно, в Саквояжню. Богатые здесь жить ни за что не станут.
– Гм. Весомо.
Трамвай как раз полз мимо здания суда, и оба констебля, вытянувшись по струнке, отдали честь, после чего вернулись к разговору.
– А ловко ты у этого хмыря фотокарточки заполучил, – похвалил напарника Бэнкс.
– Так не рубанком же выструган, – осклабился Хоппер.
Клуб охотников-путешественников представлял собой место, куда не попасть, если только вы не являетесь его членом. В этом закрытом обществе состояли сугубо вальяжные усатые джентльмены, хвастающиеся тем, скольких тигров они подстрелили, но, по мнению обоих констеблей, вряд ли кто-то из них рискнул бы сунуться в те же трущобы Фли.
Управляющий Клуба, тип столь важный, будто он не просто стоит у конторки, а лично владеет каким-нибудь банком, вовсю ставил палки в колеса господам полицейским и как мог старался помешать процедуре, но он еще не знал, с кем связался. Вряд ли среди всех джентльменов-охотников нашелся бы тот, кто смог бы продырявить носорожьи шкуры Бэнкса и Хоппера.
Тип за конторкой замямлил, что никакие сведения о членах Клуба не могут быть разглашены, но тут огромный кулак Хоппера с грохотом стукнул по стойке так, что в воздух подпрыгнули и звонок, и книга учета, и сам управляющий. Тогда-то этот прощелыга и сообщил все, что требовалось господам полицейским, – лишь бы те поскорее ушли.