– Гм. Не знал, что ты такой любитель подобных дурацких историй, Бэнкс, – отвечал Хоппер.
– Это ты зря! Аудиодрамы, – толстый констебль произнес это слово с удовольствием, смакуя в нем каждую буковку, – очень занятная штука. Сидишь и не можешь оторваться – как будто ты сам все видишь и слышишь, как будто ты сам присутствуешь на месте этих происшествий. А тут еще и загадки, убийства, жуть!
– Будто нам этого в жизни не хватает, – проворчал Хоппер, но спорить не стал.
– Засядем в «Колоколе и Шаре», закажем пару пинт «Зайца», мясной рулет, и ты изменишь свое мнение после первых же пяти минут.
– Ну-ну, поглядим, – с сомнением сказал Хоппер.
Джаспер тоже не отказался бы послушать радиоспектакль, но дядюшка вряд ли ему разрешит, учитывая, что трансляция должна начаться в полночь. Хотя… в том, что касается дядюшки Натаниэля, Джаспер был уже ни в чем не уверен.
После того, как мальчик вернулся от бабушки, дядюшка вел себя с ним иначе. Не странно, не подозрительно, нет. Просто как-то по-другому. Джаспер замечал непонятные взгляды, дядюшка стал более задумчив и меланхоличен – еще глубже погружен в свои мысли, чем прежде. А еще он будто бы стал чуть более снисходителен к племяннику, словно строгий и непоколебимый доктор Доу и правда испугался, что тот никогда не вернется.
Но почему он так решил? Джаспер этого понять не мог.
Миссис Трикк вела себя похожим образом. Даже доктор Горрин.
Остаться у бабушки навсегда? Еще чего не хватало! У бабушки ведь невероятно скучно! Бесконечные унылые правила, которые даже нет желания нарушать – не то что забавные и причудливые строгости дядюшки, которые нарушать одно удовольствие.
Мадам Корнелия Доу, или «бабушка», ледяная и неприступная, как маяк на скале, не позволяла ему практически ничего из того, что он любил. Нельзя есть печенье, потому что сладкое – для дураков, обжор и лентяев. Нельзя читать интересные книжки, потому что они легкомысленные и патетичные, а еще полны недопустимых фривольностей, словно это не истории о приключениях, а мемуары какой-нибудь певицы из кабаре. Хуже всего были нескончаемые занятия. Мадам Доу заставляла внука учить занудные вещи, которые учили дети во времена ее молодости лет сто пятьдесят назад. И это был просто невозможный в исполнении, бесконечный список манер и правил поведения, некоторые из которых банально противоречили друг другу. Сидеть ссутулившись нельзя, но при этом нельзя и слишком распрямляться, потому что будешь выглядеть, как истукан. Нельзя бегать, нельзя переступать через ступень, ходить следует чинно, не глядя под ноги и высоко подняв подбородок, но спотыкаться при этом запрещено. На часы глядеть не дозволено – это, мол, невежливо: как будто ты куда-то опаздываешь или выказываешь скуку. Смеяться вслух нельзя – даже улыбку внука бабушка измеряла линейкой, строго следя, чтобы эта его улыбка не выходила за допустимые нормы.
Нет уж. Увольте. Джаспер не мог дождаться момента, когда вернется домой. И дядюшка был просто не в своем уме, если он хотя бы на мгновение предположил, будто племянник захочет перебраться в особняк мадам Доу.
Впрочем, у странного дядюшкиного поведения были и свои положительные стороны. К примеру, прежде он ни за что бы не впутался в такую авантюру, как охота на Черного Мотылька и расследование смерти пассажира в поезде «Дурбурд». И уж тем более не позволил бы впутаться в нее Джасперу, посчитав все это «взрослыми делами, не относящимися к детскому разумению никоим образом». А что уж говорить о том, чтобы отправить племянника в город одного, с очень важным заданием…
Джаспера грызло неприятное чувство, словно где-то внутри него ворочался крошечный червячок. Такое с ним случалось, когда он вытворял какую-то шалость и ожидал, что ему вот-вот за нее влетит. Дядюшка велел ему сразу же отправляться домой после встречи с доктором Горрином, и, вероятно, сейчас места себе не находил. Но как он, Джаспер, мог просто проигнорировать то, что последовало за посещением морга?!
Попрощавшись с доктором Горрином, как самый послушный из всех живущих в Габене племянников, Джаспер Доу уже честно намеревался отправиться домой и сообщить дядюшке все, что узнал, но стоило ему выйти в палисадник у морга, как все мгновенно изменилось. Оба констебля по-прежнему были там, и Джаспер едва успел спрятаться за мертвецкий экипаж.
Полицейские с раздражающим самодовольством обсуждали расследование. По их словам, дело было почти раскрыто и господин комиссар теперь уж точно не отвертится от того, чтобы выдать им заслуженные повышение, прибавку и новенькие паровые самокаты.