— А… Почему это всё началось? — чёрт, как же было трудно смотреть в её глаза.
Энни выдохнула и закрыла глаза.
— Полгода назад я шла по городу, возвращалась из кафе, в котором подрабатывала. И тут… Когда я проходила мимо автобусной остановки… — было видно, что ей трудно говорить об этом, — Там были люди. Много людей. А потом… Потом на полной скорости в них влетела фура. Там была кровь. Очень много крови. И трупы. Их тоже было… Очень много.
Одэйр понимал, о чём говорит девушка. Ту жуткую аварию показали, наверное, по всем Штатам. Погибли двадцать человек. Стать свидетелем такого ужаса… Да, от этого действительно можно тронуться.
— И после этого… Я не могу ездить на машине, находиться на остановке, чёрт, я даже по улице не могу спокойно идти, — продолжает Энни, нервно прикусывая губу, — и самое страшное, я не могу нормально спать, потому что мне всё это снится. День за днём, как будто бы я иду по той улице, и снова на моих глазах гибнут люди, и я не могу ничего сделать. Я… Пыталась покончить с жизнью, только чтобы этого не видеть. Я устала от кошмаров. Я устала бояться. До всего этого мне бы и в голову не пришло так с собой поступать, но теперь мне серьёзно кажется, что это единственный выход. Я не могу так больше жить. Я схожу с ума, наверное.
В этом мире все сходят с ума, дорогая. Кто-то в большей степени, кто-то в меньшей.
***
Женский крик, раздавшийся в ночи, заставил Финника подскочить на своём посту дежурного. Откинув все предрассудки, страхи и мрачные истории о психушках, он решительно открыл дверь палаты №4 — ту, в которой была его новая пациентка.
— Ты в порядке? — взволнованно спросил он.
— Кошмар приснился, ничего, — хриплым голосом ответила девушка, сев на кровати и приложившись сухими губами к стакану воды, стоявшему на тумбочке возле кровати, — теперь ты понимаешь, как я живу все эти полгода. Точнее, почему я так хочу умереть.
— Но Энни, ты же такая юная, у тебя вся жизнь впереди…
— Должна была быть, — оборвала его Креста, — но чёртова фура мало того, что отняла жизни у двадцати человек, она разбила на кусочки и мою. Только не надо всего этого бреда про то, что мне ещё можно помочь. У меня не ангина и не перелом руки. И лучше бы я сама погибла под колёсами, чем так… существовать.
— Я принёс тебе лекарства, Энни, — Финник достал из кармана маленькую коробочку, — тебе станет лучше.
Девушка молча запила медикаменты с лицом, выражающим полное безразличие ко всему происходящему, несмотря на то, что творилось у неё внутри. А всё-таки, она не такая слабая, подумал Финник. Не плачет, не умоляет сделать что-нибудь, чтобы облегчить свои страдания. Но, может, это уже критическая точка? Может, она права? Ждать улучшения бесполезно? Или всё-таки нет?
Увидев, как его пациентка легла в кровать, Одэйр сделал несколько осторожных шагов к двери, но, как только он коснулся пальцами холодного металла ручки, раздался тихий голос, зовущий врача по имени.
— Останься со мной?
***
Несмотря на начало ноября, было довольно тепло. Но солнца на небе всё равно не наблюдалось — оно вообще в тех краях было редким явлением даже летом, а о поздней осени лучше вообще не вспоминать.
Финник подходил к воротам больницы с каким-то странным чувством внутри: как будто что-то изменилось. Но, с другой стороны, почему как будто? Действительно, с появлением в его жизни необычной пациентки что-то щёлкнуло и развернулось в другую сторону. Правда, никто не мог сказать, в плохую или хорошую.
В палате Энни не оказалось. Роуз, которую должен был сменить на дежурстве Одэйр, сказала, что та на улице. Действительно, ещё издали Финник заметил яркое пятно на фоне грязно-жёлтой сухой травы и уныло-коричневых деревьев. Энни в белой больничной куртке с каштаново-рыжими волосами, рассыпавшимися по плечам, как будто бы явилась из другого мира, яркого, весёлого, прекрасного мира, где не было ни аварий, ни смертей, ни психбольниц. Девушка сидела на скамье, положив руки на колени и прикрыв глаза. Одэйр решил не мешать ей — пусть насладится теми малочисленными минутами тишины и спокойствия. Наверное, ей в тот момент было хорошо, и даже казалось (а может, и нет), что она еле-еле улыбается.
Наконец, она открыла глаза и, к удивлению Финника, даже и не испугалась его, как будто бы чувствовала его присутствие с первой секунды.
— Здравствуй, Энни.
— Привет, — задумчиво и мечтательно произнесла девушка, смотря куда-то мимо него, как будто в другое измерение, — хорошая сегодня погода, не правда ли?
— Да, действительно, — Финник присел на скамью рядом с ней, — такое редко бывает в этом городе.
— Хорошее вообще бывает слишком редко, чтобы пренебрегать им. Потому что следующий хороший день ты можешь и не увидеть. — Казалось, это сказала не Энни, а кто-то другой, более глубоким и низкий голос, как у взрослой зрелой женщины, которая прожила жизнь и знала в ней толк. Но в следующую секунду как будто бы вернулась прежняя Креста:
— Финник, а здесь есть бумага и карандаш?
***
И с этого дня Энни ударилась в творчество. Даже главврач, которая иногда заходила проверить, как справляется Одэйр, отметила, что это прекрасное решение. Действительно, когда девушка рисовала, она как будто абстрагировалась от этого мира, реже звучали её мрачные слова об аварии, и даже кошмары посещали её реже. Финник всё время проводил с ней — больше в блоке не было никого, всех перевели в другие отделения или вообще в соседнюю психушку. И этот момент тоже положительно действовал на Энни — она даже один раз засмеялась! А всё потому, что Финник тоже решил попробовать себя в художестве и попытался скопировать ей рисунок. И тогда белые стены оживил недолгий, но ясный смех, как у маленькой девочки, которой рассказали что-то весёлое. Правда, потом он затих, и девушка снова углубилась в своё бумажное царство с прежней серьёзностью.
Однажды от её внимания не смогла ускользнуть то, что у Финника на лице присутвовала какая-то особенная радость. Возможно, за неимением других людей вокруг, за всё это время она изучила Одэйра до мелочей — как он улыбается, как хмурится, как разговаривает с ней, как с Роуз, главврачом и медсёстрами. И от Энни нельзя было скрыть никаких перемен в его настроении.